Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

А Степан пожал ему руку и сказал ласково:

— Потерпи еще, Павел Егорыч, не столько терпел. Ты же сам говоришь, какие песни поют Рымарь с Пятирублевым. То–то же. Революция не закончилась, и твоя конура еще может ей пригодиться. А душа тебя пусть не «зазирает», она у тебя чистая.

Проводив церковника, Степан занялся было приготовлением постели для своего зевающего шурина, но в это время за окном послышалось тарахтенье тележных колес.

— Тпру! Чтоб тебя волки задрали! — раздался родной голос, и Казбек, забыв про сон, помчался на улицу. Там, между телегой и арбой стояли отец, дед Чора и еще какой–то русский дядька с мальчишкой.

— Баба! — закричал Казбек, не помня себя от счастья.

— Клянусь богом, я так и знал, что он здесь, этот пропавший щенок, — взмахнул руками Данел и, схватив сына за плечо, толкнул его к мальчишке: — Познакомься, ма хур, с твоим молочным братом.

У Силантия Брехова сегодня не просто праздник. Сам станичный атаман Вострецов у него в гостях с полковником Барагуновым! А еще приезжие: Филат Дериглазов из соседней станицы Павлодольской да Аким Ребров с Василием Котовым, казаки-друзьяки из станицы Стодеревской. Вот только Кондрат почему–то не заехал. А зря. Не часто приходится гулять рядовым станичникам в одной компании с атаманами да полковниками.

Силантий облапил горло четвертной бутыли с чихирем, не без гордости окинул взглядом заставленный различной снедью стол: постаралась Антонея ради такого случая.

— Ну, ишо по одной, — предложил он, наливая вино в деревянные чашки с искусно выжженными на стенках нравоучениями. На чаше, стоящей перед атаманом, красуется, например, такой афоризм: «Пьяный проспится, а дурак — никогда». С ним перекликается такая же мудрая сентенция, выполненная тем же способом на чаше, зажатой в руке, полковника: «Даже курица пьет, а казаку сам бог велел». Остальные чапуры украшены не менее остроумными и рациональными текстами: «Пить — умирать и не пить — умирать, так лучше выпить и умереть», «Выпил — повороти, поворотил — повтори».

— Можа, погодим чуть, пока Рымарь подъедет, — не слишком уверенно возразил атаман, огладив бороду и бросив вожделенный взгляд на чапуру. — Оно б на свежую голову...

— От одной чаплыжки она, чать, не спортится, голова–то, — просительно усмехнулся Силантий и повернулся за поддержкой к Барагунову: — Аль не так, господин полковник? Когда это казаку мешала займаться делом добрая чарка?

Полковник снисходительно покивал головой.

— Давайте, гости дорогие, выпьем за то, — поднял чашу на уровень груди хозяин дома, — чтобы поскорей ослобониться от проклятой совдепии, чтобы, как в прежние времена, нами правили свои казацкие атаманы.

— Дай–то бог, — перекрестился Аким Ребров. А его сосед по столу Котов натопорщил и без того пушистые усы.

Выпили (как не выпить за такое доброе пожелание!). Закусили каймаком да вареной курицей. И сразу стало вольнее за столом, легче потек разговор, меньше стал пыжиться станичный атаман, и даже полковник сбросил с лица своего печать армейской строгости.

— Ишь, придумали чего, чертовы советчики: городскую управу, стал-быть, к едрени-фени, а всю власть заграбастали в одни руки, — ворчал атаман, выбирая из миски с курятиной лакомый кусочек. — Так чего доброго и до отдельской власти доберутся.

— Уже добрались, — поддержал разговор Барагунов. — Захватили казначейство и отказались финансировать наш Казачий совет.

— Чего ж энто за штуковина такая — финаси... эта самая? — споткнулся не незнакомом слове Силантий. — Должно, дюже важная?

— Важней некуда, финансы — это деньги, а без денег какая власть?

— Вот же ироды! И когда только на них погибель найдет?

— А уж это, — развел руками полковник, — в большей мере зависит от нас с вами, терские казаки.

За окном послышалось тележное тарахтенье и вдруг смолкло перед самыми воротами.

— Никак Тихон Моисеич приехамши? — вскочил с места Силантий и поспешил из хаты навстречу новому гостю. Он не ошибся: это действительно приехал Рымарь. И не один. Вместе с ним вывалился из бедарки длинный, как жердь, есаул Пятирублев и худой, чиновного вида незнакомец в широкополой шляпе и с большими очками на широком мясистом носу.

Пока вновь прибывшие здоровались и рассаживались столом, Силантий успел наполнить чапуры.

— С прибытием вас, не знаю кто вы будете, — поднес одну из них очкастому.

— Господин Филипповский, доверенное лицо атамана Караулова, — отрекомендовал своего спутника Рымарь. — Прошу любить и прочее.

Доверенное лицо понюхало содержимое деревянной чашки, слегка поморщилось.

— Господа, — проговорило оно довольно сочным и красивым баритоном, — прошу меня извинить, но я предлагаю воздать должное Бахусу в заключительной части нашей встречи. Разговор у нас серьезный, он требует трезвого подхода.

Атаман при этих словах многозначительно взглянул на полковника: а что я говорил?

— Мы только что проводили атамана Терского войска Михаила Александровича Караулова, — продолжал высказываться очкастый гость. — Садясь в вагон, Михаил Александрович обратился к провожавшим его с краткой, но весьма выразительной речью. Объединение всех прогрессивных сил области для решительной борьбы с большевистскими Советами — главная суть этой речи.

— Это с кем же объединяться, с иногородними, что ли? — не выдержал Котов. — Или с чеченами?

— И с теми, и с другими. Вернее, с теми из них, кто не питает симпатий к Советской власти.

— Ну да, мы с ними объединимся, а они нас апосля за глотку: давай, мол, землю. Они вон и так шебуршиться начинают. Уж лучше мы сами, — возразил Котов. А остальные забубнили, сочувственно кивая головами.

— Сами с усами, — фыркнул Филипповский. — Да вы знаете, какую часть населения Терской области составляет казачество — всего пятую. Двести пятьдесят тысяч казаков против четырехсот тысяч иногородних и шестиста семидесяти тысяч горцев. Сопоставление сил явно не в вашу пользу, господа терцы.

— Что же вы конкретно предлагаете? — нахмурился Барагунов. Ему не нравился нравоучительный тон владикавказского гостя.

— Провести демократизацию, так сказать, отдельского и станичных советов. Ввести в их состав представителей иногороднего населения, тем самым создать видимость лояльности казачества с крестьянством и рабочим классом, дабы заручиться их поддержкой на выборах в Учредительное собрание, и как я уже сказал, в предстоящей схватке с большевиками.

— Кого же вы хотите ввести в казачьи советы? — спросил Дериглазов.

— На этот вопрос вам лучше ответит Тихон Моисеевич, — улыбнулся Филипповский, поворачиваясь к Рымарю. — Прошу, вас, господин полковник.