Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

— Тпру! Приехали, — крикнул Трофим, натягивая вожжи взмыленным дальней дорогой лошадям и соскакивая с телеги на выжженную, солнцем землю. — Эй, казачка! Чегой–то пляшешь «лезгача» без пары? — обратился он к девчонке.

— Иди, казак, попляшем вместях! — ответно крикнула девчонка и широко улыбнулась, показав приезжим целый рот белых, как сахару зубов.

— Кто это? — шепнул Казбек Трофиму.

— Дорька Невдашова, — ответил так же шепотом Трофим, оглянувшись на Степана. — Невеста моя. А у тебя есть невеста?

— Нет, — признался Казбек.

Трофим посмотрел на него с сожалением.

— Ну ничего, беда невелика. Мы и тебе найдем невесту, в Стодеревах ими хучь пруд пруди, — пообещал он, беря лошадей под уздцы, чтобы, завести их в ворота, которые уже отворила хозяйка-мать, завидя издали спящего на возу мужа в обнимку с «дорогим гостечком».

Богато живут казаки. В хадзаре чего только нет: и стулья, и кровать, и стеклянный кусдон с красивой посудой — шкафом называется, и стол, покрытый белой скатертью... А уж на столе всякой еды — объесться можно. Так что когда Казбек вылез из–за стола, живот у него заметно выпирал под рубахой, а глаза посоловели, как у деда Чора после пятого тоста.

Взрослые, взбодрив себя чихирем, затянули песню про казака, поехавшего «на добром коне вороном» в чужие края, а мальчишки отправились на баз посоветоваться в отношении того, каким образом убить оставшееся до вечера время.

— Пойдем, я тебе аэроплан покажу, — предложил Трофим.

— А где он? — удивился Казбек.

— Сейчас увидишь.

Они прошли по базу мимо сажа [21] закуток (каз.). с хрюкающим в нем поросенком в огород.

— Вот гляди, — завел Трофим Казбека в буйно разросшийся бурьян у задней стены коровьего хлева. — Никому не показывал — тебе первому. Это «ньюпор», моноплан. Видишь, у него одно крыло?

Казбек взглянул на «ньюпор»: никогда бы не подумал, что корыто может быть аэропланом. До чего же все просто: к дну корыта прибита палка-ось и на нее надеты колеса от прялки (Трофим называет их «шасси»), к стенкам корыта вертикально прибиты еще четыре палки — по две с каждой стороны, — а к ним сверху приколочена гвоздями ржавая печная заслонка. На передней стенке корыта вращается на гвозде доска-пропеллер, на задней красуется «хвостовое оперение» — тоже доски.

— Садись полетаем, — предложил доморощенный авиаконструктор приятелю и первым забрался в кабину, из которой в бытность свою питались свиньи. Казбек примостился за его спиной, взялся за «расчалки».

— Держись! — крикнул Трофим и крутнул рукой пропеллер, другой рукой стиснул ручку управления — продетый в дырку от сучка дубовый дрючок. — Идем на взлет! Ууууу! — завыл он, подражая звуку работающего двигателя, — высота пятьдесят сажен. Что ты видишь внизу?

— Крапиву... — ответил Казбек.

— Лес, а не крапиву, — поправил его летчик. — Идем по кругу. Приготовиться к посадке! — с этими словами он «убрал обороты» и посадил аэроплан на «три точки».

— Вылезай, прилетели, — сообщил он изумленному пассажиру.

Казбек вылез из корыта, ухмыльнулся:

— Я думал, он правда летай.

— Индюк тоже думал, — насупился Трофим. — Видишь, у него мотора нет? Как же он полетит без мотора? Вот если бы втащить его на крышу и пустить вниз, тогда бы он полетел.

— А далеко полетит?

— Трофим пожал плечами:

— Может, до выгона, а может, до самого Терека, трудно сказать. Я давно думаю его испытать, да не с кем было втащить на крышу, он, знаешь, какой тяжелый.

— Ребят можно попросить.

— Ну их, они и так прохода мне не дают, дураки: «Нестеров да Нестеров». Давай завтра пораньше встанем и на вожжах заволокем на крышу.

— Давай, — согласился Казбек и тронул товарища за рукав. — Гляди, вон твой невеста пошел в огород.

Трофим присел в крапиву, потянул за собой Казбека:

— Сядь, а то увидит — смеяться будет: такая вредная ведьма.

— Почему ведьма? — удивился Казбек.

— Потому что с хвостом. У нее мать ведьма и бабка была ведьма — вся невдашовская порода сплошные ведьмаки.

— А где же у нее хвост? Никакой хвост не видно.

— Вот чудак, — усмехнулся Трофим. — Она же не кошка, чтоб хвост до самой земли. У нее хвостик маленький, вот такой, — показал он мизинец.

— Если она ведьма, зачем на нее «невеста» говоришь?

— Красивая она и смелая, — вздохнул Трофим. — Ты бы поглядел, как она в Тереке плавает — ровно чехонь. А знаешь что... пошли на Терек рыбу ловить. Заодно и скупнемся.

Мальчишки тут же, под стеной сарая накопали червей и, сняв с крыши ореховые удочки, отправились на рыбалку. Закинули у байдачной мельницы Евлампия Ежова — не клюет. Перешли на выгон или по-местному — гатку, к самым мосткам, на которых стодеревские бабы полощут белье. Сегодня на мостках никого нет.

— Забрасывай в заводину, — сказал Трофим, — а я пойду чуток дальше.. Тут самое уловистое место. Надысь я такого соменка завалил — страсть.

Казбек забросил удочку в указанное место, стал ждать поклевки. Солнце склонилось к макушкам деревьев на той стороне Терека, но по-прежнему палило немилосердно. Хорошо бы искупаться, сейчас, да одному страшновато. Воткнув удочку в берег, Казбек уселся на выгоревшую от зноя траву и, глядя на поплавок, задумался.

Чьи–то шаги нарушили ход его мыслей. Казбек повернул голову: справа от Крутых Берегов к мосткам приближалась молодая, закутанная белым платком по самые глаза казачка, с тазом, наполненным бельем, в одной руке и вальком — в другой. Не обращая внимания на рыболова, она расположилась на мостках и принялась охаживать тяжелым вальком холщовые подштанники — только брызги во все стороны да эхо на том берегу, как выстрелы из ружья. «Принесла тебя нелегкая, — подумал Казбек, — разогнала всю рыбу. Надо сматываться в другое место». Но именно в этот момент ныряющее в мутных круговоротах гусиное перо легло вначале на воду, а потом стремительно ушло в глубину. Казбек схватил удилище, дернул кверху и почувствовал на конце снасти отрадную сердцу рыболова сопротивляющуюся тяжесть.

— Гляди–ка, какого мурзака словил! — услышал он одобрительный голос казачки, снимая с крючка серебристую рыбку и нанизывая ее на кукан. — А ты, оказывается, счастливый.

Казбек улыбнулся.

— Это ты, тетка, счастливый: он к тебе приплыл, — ответил он с рыцарским великодушием.

— Какое уж у меня счастье, вздохнула казачка. — Сижу, как твой мурзач на кукане: вроде и плаваю, да не уплывешь — привязанная.

— А кто тебя привязал?

— Кто привязал? — задумчиво повторила казачка. — Шут ее знает, должно, доля бабья. При живом муже живу не то вдовой, не то жалмеркой.

— Какой жалмеркой?

— Известно, какой... Э, да что с тобой гутарить, когда у тебя еще молоко на губах не обсохло.