Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

— Сын собаки! Падхади — твоя голова долой будет! — отвечал ему другой, такой же яростный голос, но повыше тоном.

— Аааа... так вашу! — над головами дерущихся взметнулся кинжал, и от его удара пошатнулся и схватился за свое плечо пожилой не то ингуш, не то чеченец.

— Уо, проклятый урус, дэлль мостаг [37] божий враг (чеч.). ! — прорычал он сквозь оскаленные от ярости и боли зубы и перебросил собственный кинжал из правой руки в левую.

И вот перед этим разъяренным горцем остановился безоружный, с засунутыми в карманы руками Киров.

— Остановитесь! — крикнул он и вскинул руку над своей толовой. — Ведь вы же разумные существа — люди!

Раненый в бешенстве занес кинжал над его грудью:

— Убью! — выкатил он на непрошеного посредника бешеные глаза.

— Микирдац [38] нельзя (чеч.). ! — крикнул Киров, не пытаясь даже прикрыться ладонью. Его властный голос произвел на дерущихся впечатление. На мгновение все уставились в миротворца налитыми кровью и яростью глазами.

— А хто ты такой? — тяжело дыша, проговорил дюжий казак в разорванном чекмене и с зажатым в руке кинжалом.

— Я — Киров!

Эти два слова произвели на окружающих еще большее впечатление.

— Киров? — вытаращил глаза казак.

— Кира? — округлил глаза и его противник-чеченец.

— Ну да, Киров, — повторил Киров и улыбнулся.

И сразу произошел перелом в настроении потерявших было человеческий облик людей. Они еще хмурились и недобро поглядывали друг на друга, сплевывая кровь и трогая синяки под глазами, но постепенно прояснялись лица, разглаживались на потных лбах складки.

— Из–за чего сыр-бор загорелся? — спросил Киров у горца с окровавленным плечом, которое он сжимал левой рукой с зажатым в ней кинжалом. — Что не поделили?

— Спроси вот тот, который на морда кров иест, зачем показал мине уха? — сверкнул глазами на своего противника чеченец.

— Какое еще ухо? — повернулся Киров к казаку в разорванном чекмене.

Тот с виноватой усмешкой покривил разбитые губы, с лязгом забросил в ножны кинжал.

— Да ить я не всурьез, а так пошутковал чуток... показал ему свинячье ухо, а он сразу за кинжал, — стал оправдываться казак.

— Где же ты взял ухо? — поинтересовался Киров.

Казак снова ухмыльнулся, взял рукой полу своего чекменя, сжал ее таким образом, что она формой своей напомнила свиное ухо. Все вокруг прыснули от смеха, только раненый чеченец и его товарищи по-прежнему сохраняли сурово-презрительное выражение на своих горбоносых лицах.

— Ну, а ты сразу — за кинжал? — улыбнулся Киров чеченцу.

— Я не сразу за кинжал, — возразил пострадавший. — Я ему сказат, что он из Николаевской станица казак.

— А почему ты решил, что он из Николаевской?

— Не видишь, какой бешмет на нем худой и сапог сапсем рваный — тьфу!

Толпа одобрительно заржала, а казак снова побледнел от злости. Чеченец угадал: он действительно был жителем станицы, название которой стало нарицательным на Кавказе для всех бедно и неряшливо одетых казаков Терской области.

— Дурьи головы, — подвел итог разговору Киров, — мало вас стравливают всякие контрреволюционные элементы, так вы еще сами усиливаете между собой вражду!

— Он еще сказал, что скоро землю у меня отберет свою, — вставил казак. — Пущай спробует, я ему шустро глазья на макушку приложу.

— А много у тебя земли? — поинтересовался Киров.

— Да десятин семь наберется.

— А у тебя сколько десятин? — спросил Киров у чеченца.

— Вот сколько, — чеченец оттопырил три окровавленных пальца и затем тоже спрятал кинжал в ножны.

Киров обвел толпу насмешливым взглядом.

— Видите, товарищи, сколько земли у этих богачей. Прямо один из них Караулов, а другой — Джабагиев, — сказал он. — У князя Капланова сотни десятин плодороднейших земель в Чечне и у князя Туганова не меньше — в Осетии, у Кодера — в Кабарде, у Холода — на Ставропольщине. Они почему–то не грозятся отобрать землю друг у друга, а наоборот поддерживают один другого. А вот эти два голодраных помещика, у которых только и богатства, что кинжалы на поясах, решили отобрать друг у друга землю. Прямо по пословице: «Нищий у нищего палку отнял».

В это время со стороны Московской улицы показалась группа всадников. Впереди всех на караковом жеребце, красиво изогнувшись, скакал молодой стройный офицер. На рукаве у него краснела повязка с бантом.

— Керменисты метутся! — крикнули в толпе зевак. — Тикай, братцы, а то под шумок в участок отволокуть.

Но толпы уже, собственно, не было. На площади возле Кирова остался лишь раненный в плечо чеченец со своими глядящими исподлобья товарищами — они не спешили покинуть безопасное место.

Между тем Киров взял пострадавшего горца за локоть здоровой руки, предложил взглядом следовать к подъехавшему фаэтону.

— Зачем, меня туда? — насторожился чеченец.

— В больницу поедем, лечить будем, — объяснил Киров.

Раненый было заартачился, о чем–то горячо заговорил со своими земляками, но Киров без особого труда успокоил их.

— Клянусь Казбеком, что ни один волос не упадет с головы вашего товарища, — вытянул он руку в направлении белеющей снегом вершины горного великана и, подведя раненого к. фаэтону, усадил его между собой и Маркусом на заднее сидение. — В Александровский переулок в больницу Туганова, — сказал он отдельно кучеру. Резиновые колеса фаэтона мягко зашуршали по булыжной мостовой. Чеченец, по-прежнему держась здоровой рукой за раненое плечо, затравленно озирался вокруг.

— Тебя как зовут? — обратился Киров к своему соседу.

Чеченец покосился на него темно-карим глазом, пожал здоровым плечом:

— Сипсо зовут.

— Интересное имя. А что оно означает?

Чеченец снова пожал плечом, насмешливо скривил губы.

— А тебя как зовут? — спросил в свою очередь.

— Сергей, — улыбнулся Киров.

— А что такое — Сергей?

— Ну, как тебе сказать... Сергей — это значит по-римски высокородный, знатный.

Чеченец понимающе покивал головой.

— Сипсо тоже знатный имя: всюду его знают, — сказал он с гордостью. — И высокородный очин: Сипсо у Ярмола болшой началнык был, генерал был.

— Чеченец? — удивился Киров.

— Зачем чеченец? — покривился собеседник. — Сипсо — русски генерал, очин храбрый, мой дед говорил.

— Постой, постой! — начал догадываться Киров. — Может быть, генерала звали Слепцов?

— Ага, Сипсо, — подтвердил чеченец, — я тебе так и сказал.

— Интересно... Расскажи про него, — попросил Киров.

Сипсо, с трудом подбирая русские слова, поведал Кирову историю возникновения своего имени.

В армии Ермолова среди генералов особенно отличались Слепцов и Бакланов. За великодушное отношение к побежденным и храбрость оба генерала снискали у горцев невольное уважение, и, когда один из них, Слепцов, был однажды окружен с частью войск в лесу и убит в рукопашной схватке, никто из победителей не посмел взять его шашку, зажатую в окровавленной руке, дабы не оскорбить памяти уважаемого воина. С тех пор в чеченских аулах стали называть мальчиков новыми именами: Сипсо и Баккалу — в честь русских генералов Слепцова и Бакланова.