Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга первая.

А гармонь стонет, надрывается в приступе безудержного веселья. Виртуозной дробью вторит ей ведро-бубен. «Так делай!» — поощрительно подмигивает Ольга, изгибая руки и поочередно поднося их к вздымающейся под легкой кофточкой груди. И Степан повторяет ее движения, подражая жестам плясунов-джигитов и в то же время выделывая ногами несусветные выкрутасы. И хохочет вместе со всеми над своей евро-азиатской пляской.

— А ты бы хорошо лезгача плясал, если б поучился чуток, — сказала Ольга Степану, когда гармонь наконец смолкла, и вся хмельная компания вновь расселась за столом.

— Нет, отмахнулся польщенный ее словами Степан, — чтобы плясать, как ты, нужно родиться казаком.

— Куда там, — поджала губы казачка. — Будто казаки особые люди. Нам на вечере в женском училище учитель говорил, что казаки от мужиков произошли.

— Ну, это ты своему папане попробуй доказать, — засмеялся Степан, с удовольствием разглядывая соседку по столу. Ее грудь высоко вздымалась после бурной пляски. Узкое, бледно-матовое лицо светилось румянцем, словно фарфоровое блюдце, если посмотреть сквозь него на солнце.

— Папака в энтом вопросе отсталый человек, — улыбнулась Ольга, с милой непосредственностью смешивая казачий говор с «просвещенной» речью городских приказчиков. — Вот послухай... Папаша! — обратилась она к отцу, — я говорю, что Ной был казаком, а вот он, — Ольга показала пальцем на Степана, — не верит.

— Казак и есть, — невозмутимо подтвердил Силантий высказанную дочерью мысль.

— Это почему же — казак? — заинтересовался гость.

— Да ить и так понятно. Посади в ковчег иногороднего — он, разиня, всю хозяйству в разор пустит, потому как не хозяин. Святой бог, он знал кому чего доверить. Опять же: казак и оборонить смогет, ежли что.

— Да от кого же оборонять?

— Мало ли от кого, — нахмурил брови хозяин. — Их, смутьянов, во всяки веки хучь пруд пруди.

— Да ведь океан кругом, — вмешался в разговор Кондрат и рассмеялся собственной догадке. — Какие же при потопе смутьяны?

— К слову было сказано, понимать нужно, — отмахнулся от приятеля Силантий. — А хотя бы и океан. Аль забыл, как в девятьсот пятом годе на «Потемкине»? Вот те и океан. Всех бы энтих пролетариев шашками порубать... Я одному релюцинеру в Ростове голову сбрил, чисто кочан капусты срезал.

—— Папаша! — с укоризной посмотрела на отца дочь. — За столом такое гутарите.

— Что — «папаша»? — вывернул глаза Силантий. — Против законной власти идти вздумали. Митинги на улицах устраивать. Вон нашенские дурни Хведор Богомяков да Закалюк Пантюха тоже туды: митинговать начали, с мужиками связались, чоп [20] деревянная затычка в винной бочке (каз.) им в дыхало. Ну и чего? Посымали с них парадные мундиры, звания и отправили митинговать в исправительную роту в Шатой [21] селение в Чечено-Ингушетии. . Туда им и дорога, дуракам голоштанным: соблюдай закон и казацкую честь, не потворствуй смутьянам. Эх, мало мы им тогда чертей всыпали! Мужичье косопузое. Земли захотели...

— Мужики тоже люди, — не выдержал Степан.

— Знамо, не лошади, — согласился Силантий — Только супрочь казака мужик все одно что собака перед бирюком — порода не та.

— Чем же Иван Поддубный не породист? — снова возразил хозяину молодой гость. — Всех мировых силачей на лопатки кладет.

— Ты мне не наводи тень на плетень, — понимающе ухмыльнулся Силантий. — Звестное дело, среди мужиков сколько хошь богатырей найдется. А вот ежли дать твоему Поддубному шашку, чего он с ней делать будет?

— Да махнет ею и из одного двух сделает.

— Энто из казака?

— А хотя бы из, казака.

— Да ить казак не допустит этого. Вот ты, к предмету, смогешь меня шашкой достать?

— А почему ж нет, — весело отвечал молодой белорус, — если шашка добрая.

У Силантия дух захватило от такого чудовищного бахвальства. Он поморгал отекшими веками и стал торопливо выкарабкиваться из–за стола.

— Пусти, кум, — ворчал он при этом на Кондрата, пытавшегося удержать захмелевшего приятеля. — Он мене достанет... вахмистра Брехова, первого джигита в Морозовской сотне. А ну достань! — Силантий сдернул с ковра шашку, сверкнул выхваченным из ножен голубым лезвием. Женщины при этом взвизгнули, думая, что сейчас совершится кровопролитие. Лишь Ольга осталась внешне спокойной, готовая в любое мгновение броситься между отцом и этим дерзким сероглазым кацапом [22] так на Украине и Кавказе звали русских из центральной России. .

Кондрат, выскочив из–за стола вслед за хозяином, сделал попытку перехватить тяжелую его руку, одновременно метнул сердитый взгляд в Степанову сторону: «Дернула же тебя нелегкая за язык!» Данел, сурово сдвинув брови, машинально выдвинул левое плечо, как бы прикрывая молодого друга. Правая рука его недвусмысленно легла на рукоять кинжала.

— Не боись! — рассмеялся хозяин, отстраняя от себя встревоженного Кондрата. — Чего разахались? — прикрикнул на испуганных казачек. — На, держи, — подошел к Степану и протянул шашку. — Ежли меня этой шашкой достанешь — коня отдам. Ей-истинный Христос, отдам.

— Да что ты удумал, Силаша! — сложила на груди ручки бледная, как полотно, Антонея.

— Цыц! — рявкнул на супругу Силантий и снова — Степану: — Значит, коня отдам. Любого, кроме Милора. Вот он знает, какие у меня кони. А не достанешь — батраком у меня целый год проработаешь. Лады?

— Лады, — согласился слегка побледневший Степан, сжимая удобно изогнутый эфес казачьей сабли.

— Да бросьте вы, пра-слово, — встал между противниками Кондрат. — С пьяных глаз еще пырнете друг друга куда не следует.

— Пошутил немножко и довольно, — поддержал Кондрата Данел и шепнул Степану на ухо: — Зачем дразнил, да укусит меня бешеная собака вместо тебя? Все шутки шутишь. Изрубит он тебя на куски — как сшивать будем?

— Не боись! — снова подал голос хозяин дома. — Силантий Брехов в своей хате убивать не собирается.

С этими слонами он вышел в другую половину хаты и тотчас вернулся, неся в руках тяжелую, с широким лезвием шашку.

— Отцовская, — с уважением оглядел он блестящий клинок и, подойдя к кровати, встал в оборонительную позу: — Ну, доставай, батрак.

В хате наступила напряженная тишина. Женщины выскочили в сени, их глаза блестели из полумрака. Кондрат с Данелом тоже отошли в сторонку и тревожно смотрели на товарищей, придумавших по пьяному делу такую неумную и опасную штуку: что–то сделает сейчас казак с сапожником?

Главное действие в этом даровом зрелище не заняло и минуты. Звякнули скрестившиеся в поединке казачьи шашки, разметав по стенам бледных, пугливых зайчиков. Затем одна из них дико взвизгнула и загремела по полу.

— Доставать или как? — раздался в наступившей снова тишине насмешливый голос Степана.