Владимир Валуцкий - Три Ярославны

— Жену себе добыл, — объяснил Пишта. — Вообще не собирался, да уж больно величиной по мне. Подумал, другого такого случая не будет.

Воины громким хохотом одобрили смётку и запасливость Пишты, засмеялась и Агнеш.

— Ты его не бойся, — сказала она женщине. — Он сильный, но добрый и муж будет верный. А это кто? — кивнула она на пленника.

Пленник поднял голову, и ответа Агнеш уже не было нужно, но Пишта не знал этого и пояснил так же обстоятельно:

— Прихватил заодно — шлялся тут возле леса. Хотел его тоже прибить, да он говорит: веди к главной над вами, дело важное.

— Знаем мы господские дела, — молвил с усмешкой Ласло. — Что ему у леса делать? Вынюхивал, соглядатай! — Но Агнеш посмотрела на Ласло строго.

— Развяжи его, — велела она, и Пишта распутал верёвки. — Послушаем, что сам скажет, — и сделала знак Левенте — а это был он — пройти в шатёр.

В шатре, пёстром снаружи, обстановка внутри была скромной: постель из меха, пол из шкур, стол, оружие. На жерди, подпирающей свод, скалил зубы олений череп. С рогов, над ним укреплённых, свисали пучки сухих целебных трав. Левента оглядывал шатёр с любопытством, Агнеш, тоже с любопытством, глядела на Левенту.

— Как же ты попал в наши места? — спросила она.

— Коней отбирал по деревням, — отвечал Левента. — Король поручил.

— Один, без конюхов и воинов? — усмехнулась Агнеш.

Он не ответил. Сел на шкуры, скрестив ноги. Агнеш тоже опустилась на скамью, напротив него.

— А если честно, — сказал Левента, — тебя искал.

— Зачем? Письмо привёз от брата, как прежде? Так я буквы читать и сейчас не умею.

— Нет письма, — сказал Левента. — И он не знает, куда я собрался. Пришёл к тебе как к старому другу.

— А двор и епископы меня недругом считают, — сказала Агнеш.

— У меня своя голова, — ответил он.

— И не побоялся за неё? Про нас много страшного рассказывают. Ну как отсеку голову лазутчику?

— Не отсечёшь, — сказал он.

— Это почему?

— Потому что знаешь, сколько в этой голове мыслей о тебе.

Агнеш хмыкнула недоверчиво:

— Ври больше. Выдуло их давно ветрами разных стран, где вас носило.

— Сам так думал. А увидел тебя — понял: никуда они не делись и не уходили никогда.

Агнеш помолчала, словно раздумывая, правда это или неправда, и вдруг рассмеялась:

— Не свататься ли пришёл королевский брат к разбойнице и язычнице?

Он тоже засмеялся и спросил весело:

— А если так, что бы ответила?

— Ответила бы — не женщина я больше. А кормилица: вон у меня, — кивнула Агнеш за дверь шатра, — какая ртов орава, куда от неё деваться?

— А я бы сказал: есть куда деться — свет велик, границы близко, а там тебя ни друзья, ни враги не достанут. Вот я, твой верный друг и слуга, а вот быстрые кони. Решай!

Он смотрел на неё снизу вверх и ждал ответа. Она улыбнулась и ответила ему в тон:

— А простит тебе твой Бог, что, подобно язычнику Пиште, добыл себе жену язычницу? И брат твой, король, — что он скажет?

— Он поймёт. Он тоже тебя любил.

— Так он меня прежнюю знает. А узнал бы про нынешнюю...

— Знает и про нынешнюю. И я знаю... И не могу, — молвил Левента, поднимаясь с пола на колени, — сидеть спокойно, когда гибнет твоя душа!..

— Это про меня и попы говорят, слышала.

— А я слышал, что говорят о тебе воеводы и какое войско против тебя собирают... Не знаю, Агнеш, — горячо продолжал Левента, — кто тебя околдовал, но не верю, что навечно. А мой Бог прощает раскаявшимся. Если поверишь мне, оленица моя ненаглядная, всё для этого положу, но спасу и душу твою и тело, нет у меня ничего тебя дороже!..

Агнеш увидела, как влажно блеснули от слов, не высказанных с давних пор, его глаза, и её лицо тоже потеплело. Она отвечала задумчиво и мягко:

— Тебе — поверю. Себе не прощу. Спрашиваешь, кто меня околдовал? Эти люди, — повела она рукой, — матери их, отцы, деды. Когда... после беды я онемела, и жизнь мне стала немила, и все петли я искала или высокого обрыва, меня взяли к себе двое стариков из деревни. Лечили травами, заговорами, последних кур в жертву богам резали... а в Христа не верили, добро творили не ради рая или ада — просто жили по совести, радовались жизни, и лучше, чем с ними, мне не было никогда. От этой радости и прошла моя немота, и снова жить захотелось.

— Жить можно было и среди других людей...

— А куда мне было идти? И зачем, когда эти люди приняли меня как свою? Любили, заботились. И рыцарям, убившим отца и меня опозорившим, мы славно с ними отомстили, воюя с Петером. Одни у нас стали дела, одни мысли.

— Одни — с разбойником Ватой? — Левента выпрямился, поднявшись с колен. — Сколько невинной крови на нём!

— Не всегда мы с ним ладим, — сказала Агнеш неохотно.

— А чем твои люди лучше? Убили епископа в Шароше, церковное имущество разграбили! А оно — достояние всей городской общины.

Глаза Агнеш настороженно замерли на Левенте.

— Кто про грабёж сказал?

— Известно это.

— Мне неизвестно, — сказала Агнеш, нахмурившись. — Что ещё тебе известно?

Левента вздохнул:

— Не об этом я пришёл с тобой говорить. Не судить тебя, не спорить. Скажу лишь ещё: не жди от короля, что он будет с вами заодно.

— Не жду, не дура, — отвечала она и тоже встала. — Видишь, пришёл ты говорить о любви, а о любви не вышло, не время, значит, ей сейчас. А за верность тебе спасибо. Но поздно, милый Левента. Орешина, выкопанная в орешнике, в дубняке не примется — завянет.

— А если ударят по орешнику топоры?..

— Значит, судьба. Но мои люди — не безответные деревья. Прощай, — шагнула она к выходу. — И ещё одно знай, Левента: люблю я только один раз в жизни.

Агнеш негромко свистнула, и в тот же миг возник в двери Ласло, словно всё время ждал у порога.

— Пусть Буйко и Любек, — приказала Агнеш, — отведут этого человека туда, где его Пишта нашёл, и коня ему пусть вернут. Он не враг нам. Идите. — Левента, бросив последний, печальный взгляд на Агнеш, двинулся за воином. — А потом, Ласло, — прибавила Агнеш, — немедля вернись ко мне.

Оставшись одна, Агнеш присела к столу, как будто внезапно убыло в ней сил, и некоторое время сидела так неподвижно. Потом взяла со стола медное зеркало с ручкой и осторожно в него заглянула.

Но не лицо Агнеш отразилось в нём, а её фигура во весь рост, и шла Агнеш, совсем молодая, в белом платье, по цветущему лугу, и два всадника шагом ехали на конях по обе стороны от неё. Все трое смеялись чему-то весело, потом один из всадников нашу лея, обхватил Агнеш крепко и посадил на коня перед собой. И они поскакали по лугу, а оставшийся всадник, грустно улыбаясь, глядел им вслед. А конь мчался всё резвее, и воздух туго бил в лицо и трепал волосы, и дух забирало от радостной скачки...

За спиной её раздались шага, дивное изображение исчезло, и теперь одно усталое лицо Агнеш глядело с мутной медной поверхности. Агнеш отложила зеркало, подобралась, обернулась. Ласло стоял перед ней.