Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Ее-то мы и позовем на помощь, чтобы подрезать крылышки всем пташкам Хусифа.

– Сигнал подадите этой ночью? – спросил грек у Мулея.

– Да, с самой высокой террасы замка, и все пойдет как по маслу. Я не хочу подвергать венецианскую эскадру риску ради спасения моей жизни и жизни моего отца. А!.. Вот и кофе прибыл, а при нем сам комендант. Бедняга!.. Что-то он помрачнел.

– У него, видно, случился сердечный приступ, когда он вскрывал печати султана, – сказал Мико.

Один из негров нес на курчавой голове огромный поднос гравированного серебра с маленькими фарфоровыми чашечками в крошечных подстаканниках из ажурного золота.

– Эй, чернолицый, – сказал Мико, придя в шутливое расположение духа после нескольких бокалов кипрского вина. – Это настоящий кофе?

– Его всегда пила хозяйка, – вздрогнув, ответил несчастный африканец.

– Так он уже старый, ведь хозяйки давно нет в замке.

– Только нынче утром пробовали, эфенди.

– Ладно, мы тоже попробуем, – проворчал албанец, искоса на него взглянув.

Как известно, турки – большие мастера в приготовлении кофе. Они не дробят драгоценные ароматные зерна, а растирают их между двух камней в пыль и эту пыль засыпают потом в кипящую воду. На вкус такой кофе напоминает шоколад, и никто, кому довелось побывать в Константинополе, на этот кофе не жаловался. Негр поставил огромный поднос на стол и, повинуясь властному жесту Мико, быстро, как газель его родных краев, отпрыгнул в сторону. Тем временем к ним медленным шагом подошел управляющий вместе с армянином, держа в руке письмо с печатями султана.

– Удалось ли секретарю Хараджи разобрать арабскую вязь, начертанную на этой бумаге? – спросил Мулей-эль-Кадель, быстро допив свою чашечку кофе.

– Да, эфенди, – ответил управляющий, взглянув на письмо.

– Следовательно, ты понял, чего хочет от тебя султан?

– Я должен оказать вам гостеприимство до приезда госпожи и обращаться с вами, как с принцем.

– В моих жилах течет кровь самой высокопоставленной турецкой аристократии, – сказал Мулей. – Моя мать – двоюродная сестра Магомета Второго.

Управляющий побледнел до синевы:

– Эфенди, что я могу сделать для вас?

– То, что указано в письме.

– Передать замок целиком в ваши руки?

– Да, до приезда твоей хозяйки. И учти, я буду распоряжаться от имени султана. В Константинополе всегда хватит удавок для подарков.

– Я знаю, эфенди, но я человек маленький.

– Ты управляющий замком, с которым мало какой из замков на острове может сравниться, а значит, можешь считать себя персоной уважаемой, большим начальником. Вели подойти секретарю Хараджи, здесь есть чашечка кофе и для него.

– Он не осмелится, эфенди.

– Я его силой приведу, – сказал Мико, вставая. – Мы не подмешивали в сахар алмазную пыль, чтобы продырявить кишки тем, кто нам докучает, как делают при константинопольском дворе. Этот сахар из Хусифа.

Николу передернуло, когда он подумал о выпитом кофе и мусульманском коварстве. Но, увидев, что армянин по знаку Санджака подошел к столу и взял чашечку, протянутую Мико, сразу успокоился.

– Вы оказываете мне большую честь, высокочтимые господа, – произнесла эта темная личность.

– Выпей, потом поговорим, – сухо и властно сказал Мулей-эль-Кадель.

– Я слушаю тебя, эфенди.

– Ты тоже садись, Санджак, – продолжил дамаскин. – Ты должен ответить на один мой вопрос.

– Говори, господин, – ответил управляющий, садясь рядом с Николой.

– Сколько заключенных содержится в замке? – резко спросил Мулей.

Санджак и армянин испуганно переглянулись, потом Санджак, выпив для храбрости полбокала кипрского вина, ответил:

– Может быть, султан думает, что замок переполнен заключенными? Я вам уже сказал, что на болотах больше нет ловцов пиявок, с тех пор как неизвестная болезнь погубила всех этих тварей.

– А в подземелье, случайно, не содержат узника?

– Думаю, содержат.

– Думаешь? А вот в Константинополе известно, что этот узник – паша Дамаска.

– Я этого не знал, господин, ведь после его ареста Хараджа больше в замок не возвращалась.

– И еще известно, что твоя хозяйка имела наглость сдирать кожу со старого, благородного и прославленного воина. Да или нет?

Санджак прерывисто втянул в себя воздух, потом допил бокал, который ему протянул грек, и ответил:

– Этот узник действительно прибыл сюда с перевязанным плечом.

– Его лечили? – громовым голосом осведомился Мулей-эль-Кадель.

– Да, эфенди, клянусь Кораном, госпожа посылала меня сказать, чтобы ему оказали помощь.

– Где содержится паша?

– А он и вправду паша Дамаска?

– В Константинополе лучше, чем вы, знают обо всем, что происходит в Хусифе.

– Я ничего не знал, господин, я думал, этот человек нанес моей хозяйке какую-то обиду.

– Ты должен выделить комнату этому узнику, и я требую, чтобы она располагалась рядом с нашими. Теперь я сам буду его стеречь.

– Я готов повиноваться, мой господин.

– Мико, сопроводи Санджака в подземелье с эскортом, – сказал Мулей-эль-Кадель.

– Есть! – отозвался албанец, и вместе с ним из-за стола встали четверо венецианцев.

Санджак взял с собой армянина и вышел, за ним последовали пятеро воинов. В зале остались только Мулей и Никола.

– А почему вы сами не спустились, синьор? – спросил грек.

– Отец бы меня сразу узнал, и кто знает, что могло бы произойти. Не надо забывать, мы сейчас слабое звено и вынуждены сражаться хитростью, а не шпагами.

– Меня восхищает ваше благоразумие, – сказал грек. – Лично я иногда просто зверею.

– Давай выйдем на террасу. Как знать, может, какая-нибудь черная точка на горизонте даст нам понять, что там стоит венецианская эскадра.

Они осушили еще по бокалу вина, прошли сквозь широкий двор и вышли на просторную террасу, где стояло полдюжины кулеврин и две бомбарды.

Мулей-эль-Кадель подошел к парапету, не удостоив ответом приветствия курдов, которые начищали орудия, и с беспокойством вгляделся в горизонт. Он был чист, без малейшего облачка.

– Послушай, у тебя глаза моряка, ты что-нибудь видишь?

– А вы действительно ничего не замечаете?

– Признаюсь, ничего, хотя у меня зоркие глаза.

– Ладно, синьор, эскадра на месте, там восемь черных точек, которые только я могу различить: точно по числу галер.

– Ну у тебя и зрение, Никола!

– Как у всякого человека, всю жизнь проведшего в море. Вы видите только зеленовато-серый туман, пронизанный солнцем, но не видите того, что происходит за кромкой горизонта.

– У меня нет твоих глаз, Никола.

– Для этого надо родиться моряком и долгие годы провести в море.

– То есть ты уверен, что галеры стоят в открытом море напротив Хусифа?

– Да, мой господин. Хотите, я поклянусь на Коране, как вероотступник, или на Кресте, как верный христианин?