Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Ну погоди же…

Сраженный безошибочной пулей горца, комендант замахал руками, словно пытаясь за что-то уцепиться…

Солдаты спрятались под защиту двух кулеврин, за редут, который возвышался перед дворцом со стороны лестницы, ведущей к морю.

– Убирай фонарь!.. Хватит!.. – крикнул Дамасский Лев.

Никола уже собрался выполнить приказ, когда прозвучали два выстрела из аркебуз, и зеленые стекла фонаря разлетелись вдребезги. Мулей-эль-Кадель отчаянно вскрикнул:

– Теперь мы пропали!

Зеленые стекла сыпались на пол, подскакивая и разбиваясь на мелкие осколки.

Грек, который и сам чуть не получил пулю, убрал с подоконника только каркас фонаря.

– Да чтоб ваш Магомет поджарился на огне!.. – крикнул он. – Не осталось ни одного стеклышка шириной в ладонь!

– Значит, третьего сигнала подать мы не можем, – сказал Мулей-эль-Кадель, нервно расхаживая по залу.

– А это необходимо, сынок? – спросил паша.

– Да, отец. Третий сигнал должен был означать крайнюю степень опасности, а теперь мы его не подадим.

– Но два сигнала мы все же подали.

– Первый должен был означать: все в порядке, второй: не прекращайте патрулировать, а третий: спешите на помощь. Так мы договорились с адмиралом.

– И ты думаешь, без третьего сигнала эскадра не пойдет к Хусифу?

– Нет, не пойдет.

– Где же теперь найти еще один фонарь? – в ярости щелкая суставами пальцев, спросил грек. – Ведь Санджак говорил, что их должно быть четыре или пять. Помнишь, Мико?

– Да, он так сказал этому чертову армянину.

– Где они хранятся?

– Даже не думай, Никола, – сказал Дамасский Лев. – Ты что, хочешь пойти искать по залам и складам, когда там полно курдов и негров?

– Но, господин, мы должны подать третий сигнал, если хотим, чтобы адмирал забрал нас.

– Знаю. Но пока посмотрим, как будут разворачиваться события. Быть может, солдаты Хараджи побоятся обидеть посланцев султана и не дерзнут нападать. Двери заперты?

– Все, синьор, – ответили венецианцы.

– Будет лучше забаррикадировать их мебелью из комнат.

– Будет исполнено, синьор.

В этот момент снаружи послышался голос армянина:

– Предлагаю переговоры! Я велел загасить все фитили.

Мулей-эль-Кадель отодвинул ногой то, что осталось от фонаря, который теперь горел слабым белым светом, и подошел к окну. В руке у него потрескивал дымящимся фитилем готовый к бою пистолет.

– Кто кричит? – спросил он.

– Это я, армянин Хасард.

– Что тебе нужно?

– Хочу сказать тебе, что курды требуют голову человека, который убил коменданта.

– У нас, посланцев султана? Да как они смеют? – крикнул Мулей-эль-Кадель. – Что, в Константинополе уже нет властей?

– Не знаю, что и сказать вам, господин, но посланцы вы или нет, а они собираются отомстить за Санджака.

– И ты полагаешь, я выдам тебе человека, который стрелял, а точнее, ответил на выстрел коменданта?

– Я не в силах сдерживать их, господин.

– Так дай им выпить.

– Они собираются штурмовать ваши комнаты и всех вас подвергнуть печальной участи Санджака.

– Ты врешь, проклятый ворон!.. – крикнул Никола. – Это ты их науськал!

– У меня всегда было отвращение к кровопролитию.

– Давай покороче, – прервал его Мулей-эль-Кадель.

– Я говорю, курды требуют голову убийцы коменданта и, если вы его не выдадите, придут его искать.

– Среди нас?

– Конечно.

– Мы сами, значит, не в счет?

– А кулеврины Хусифа, значит, стоят не больше, чем шпаги и аркебузы? – ответил армянин.

– Ты хочешь разрушить замок твоей хозяйки?

– Я здесь больше не командир: курды не желают мне подчиняться.

– Позови негров, и пусть усмирят курдов.

– Эти тоже меня не слушают, господин.

– Ну тогда иди и арестуй нас, если хватит смелости.

– Советую вам выдать убийцу Санджака.

– Да ты спятил, Хасард.

– Тогда заговорят кулеврины, – с угрозой сказал армянин.

– Стены здесь толстые, двери хорошо забаррикадированы, а наша эскадра патрулирует в море возле Хусифа.

– Что-то я ее не видел.

– Ты никогда не был моряком, – крикнул Никола. – Ты, драный кот с армянских гор, ты даже в темноте видеть не умеешь!

Армянин взвыл, как разъяренный тигр.

– Ах, если б я только смог тебя схватить!.. – крикнул он. – Тогда бы, умирая, я чувствовал себя спокойным.

– Если хочешь партию в ятаганы или каджары, тебе надо только сюда подняться, и мы ее начнем, – ответил грек.

– Чтобы убить меня?

– Шут гороховый! Мы – люди военные, а не писаки какие-нибудь.

– Я вырву тебе язык!

– Меньше болтай, больше делай.

– Курды!.. Негры!.. – заорал армянин, потеряв терпение. – Стреляйте из кулеврин и разнесите весь замок!

– Зря стараешься, – ответил грек. – Пожалуй, мы тут подождем твою канонаду.

Осажденные, опасаясь шальной пули, отошли от оконного проема, вытесанного из кипрского мрамора больше метра толщиной.

С площадки доносились громкие голоса курдов и негров, и время от времени вспыхивали за редутом огоньки фитилей.

– Не решаются напасть, – сказал паша Дамаска, который встал с постели, чтобы принять участие в обороне, если понадобится еще один боец.

Мулей-эль-Кадель и Никола покачали головой.

– Вот увидите, отец, армянин их все-таки уговорит, – сказал Мулей.

– Ведь это он вскрыл печати и прочел письмо, – добавил Никола.

– Похоже, печати султана в Хусифе успеха не имели.

С этими словами Мулей-эль-Кадель осторожно подошел к окну. Снаружи снова донесся тягучий и визгливый голос армянина:

– Здесь командую я!.. И я отвечу за все перед хозяйкой!.. Огонь!..

Окно обстреляли десять или двенадцать аркебуз, пули влетели в комнату и попали в стену, подняв облачка тонкой пыли.

– Не отвечайте! – крикнул Мулей-эль-Кадель, заметив, что венецианцы, Мико и Никола схватились за аркебузы. – Берегите заряды для решающего боя!

– Эх, мне бы увидеть этого шелудивого пса, армянина, уж я бы не промахнулся, – сказал Никола. – Главный лиходей в замке – он!

– Он постарается хорошо спрятаться, мой милый, – заметил Дамасский Лев. – Он видел, как мы отделались от коменданта, и не станет делать глупостей: не высунется на парапет под наши пули.

Комнату прошил еще один залп: в большом окне разбилось стекло, а люстру на потолке разнесло вдребезги. Этим успехи в стрельбе курдов и негров Хусифа и закончились. Для толстых стен замка, построенного на совесть, требовалось другое оружие.

Еще минут пять-шесть солдаты Хараджи в ярости продолжали беспорядочную стрельбу, потом, увидев, что ничего не добились, – осажденные даже не удостоили их ответными выстрелами, – взялись за кулеврину.