Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Да, – отвечал Миринри, отирая пот со лба. – Я поверю тебе, только когда увижу эти доказательства.

– Хорошо, – сказал жрец. – А теперь слушай историю твоего отца и свою историю.

Но едва он раскрыл рот, как его взгляд упал на символ власти, который юноша подвесил к ремешку, удерживающему головной платок.

– Урей! [38] Урей – принадлежность царского убора фараонов, представлявшая собой крепившееся надо лбом вертикальное, подчас весьма стилизованное изображение богини-кобры Уаджет – покровительницы Нижнего Египта. Рядом с уреем зачастую помещали изображение богини-коршуна Нехбет – покровительницы Верхнего Египта. – воскликнул он. – Где ты нашел этот символ, который сверкает только в прическах царей и их детей?

– На берегу Нила, – ответил Миринри после некоторого колебания.

Охваченный тревогой, Унис вскочил. Глаза его расширились от ужаса.

– Неужели они обнаружили наше убежище? – вскричал он и гневно рубанул рукой воздух. – Ведь я принял все предосторожности, чтобы никто не узнал, где я спрятал тебя. Этот урей мог потерять только царь и больше никто.

– Или царица? – сказал Миринри, вздрогнув и пристально глядя на жреца.

Унис отшатнулся. Быстро подойдя к юноше, он встряхнул его за плечи.

– Царица! Ты говорил о какой-то дивной девушке… Где ты ее видел? Говори, Миринри! От этого будет зависеть твоя судьба, а может быть, и твоя жизнь!

– Я ее видел на берегу Нила.

– Одну?

– Нет. Вскоре подошла большая, сверкающая золотом лодка, а в ней дюжина роскошно одетых чернокожих. А управляли лодкой четыре воина с длинными золотыми шестами со страусовыми перьями на концах, похожими на опахала.

– И ты видел это украшение в волосах девушки?

– Да, я помню, как оно блеснуло.

– Значит, это она потеряла…

– Наверное…

Унис пришел в большое волнение, изменился в лице и принялся расхаживать взад-вперед по пещере, наморщив лоб.

Вдруг он остановился прямо напротив юноши, который никак не мог взять в толк, отчего это старик так разволновался, а потому смотрел на него со все возрастающим удивлением.

– Какое впечатление произвела на тебя девушка?

– Не могу объяснить, но с того дня покой я утратил.

– Я заметил, – глухо сказал жрец. – Ты с некоторых пор растерял всю свою веселость, да и спишь беспокойно. Я много раз заставал тебя погруженным в свои мысли, а глаза твои смотрели на север, туда, где Мемфис распространяет лучи своей мощи и власти.

– Это верно, – со вздохом согласился Миринри. – Эта девушка как будто унесла с собой частицу моего сердца. Как закрою глаза – вижу только ее. Как засну – она мне снится. А когда ветер шепчет в пальмовых ветвях на берегу Нила, мне кажется, что слышу ее мелодичный голос. Увидеть ее, увидеть ее хоть раз, пусть ценою жизни, – вот мое единственное желание, Унис. Посмотри: я закрываю глаза ладонями, и она тотчас же встает передо мной, и кровь быстрее струится у меня по жилам, а сердце так бьется, словно хочет выпрыгнуть из груди. О нежное видение, как ты прекрасно!

Жрец слушал молча, и, казалось, эта исповедь только удвоила его беспокойство. Глаза его тревожно и испуганно перебегали с Миринри на символ власти, принадлежавший фараонам.

– Ты все еще видишь ее? – почти грубо спросил он.

– Да, она передо мной, – отвечал юноша, не отрывая ладоней от глаз. – Она на меня смотрит… Она мне улыбается… И я снова испытываю тот же трепет, как тогда, когда вырвал ее из пасти крокодила и прижал к себе. А она положила голову мне на грудь… и я вынес ее на берег и опустил на траву, еще мокрую от ночной росы.

– Так ты ее очень любишь?

– Больше жизни.

– Несчастный!

Миринри оторвал ладони от глаз и взглянул на жреца, стоявшего перед ним, сверкая глазами и протянув руки, словно готовился произнести проклятие.

– Если я фараон, как ты утверждаешь, то почему я не могу полюбить девушку из царской семьи?

– Потому что эта девушка наверняка принадлежит к тому семейству, которое тебе бы следовало не только ненавидеть, но и уничтожить. Ты еще не знаком с историей своего отца и не знаешь, сколько горя выпало на долю этого несчастного правителя.

Миринри побледнел и снова закрыл лицо руками.

– Тогда расскажи мне эту историю, – печально произнес он. – В твоих словах моя судьба, ужасная судьба, которая, может быть, разрушит чары, что заронила в мое сердце эта девушка.

– Ты должен будешь ненавидеть и убивать, как ненавидело и убивало ее семейство, – мрачно сказал жрец. – Так слушай же.

– Твой отец, великий Тети, был родоначальником Шестой династии. Это ему Мемфис обязан своим блеском, а Египет – своей мощью и величием. Это при нем возвели самые большие пирамиды, бросающие вызов времени. Быть может, наш народ уже исчезнет с лица земли, а они будут стоять. У него было двое детей: ты и девочка, для которой жрецы выбрали имя Саури.

– Моя сестра! – вскричал Миринри.

– Да.

– Она еще жива?

– Об этом узнаешь позже. И вот, случилось так, что распространился слух: войско халдеев пересекло перешеек, отделяющий Средиземное море от Красного, Африку от Азии, и движется вперед, угрожая уничтожить наш народ. Против захватчиков направили войска, но все они потерпели поражение. Все прибрежные города были взяты и сожжены, а их обитателей вырезали, невзирая на пол и возраст. Казалось, пробил последний час фараонов и великий Мемфис падет под ударами халдеев. Но, на счастье, появился твой отец. Воин по происхождению, смелый и доблестный, он собрал войско и, презрев все советы трусливых царедворцев и министров, которые не хотели, чтобы властитель подвергал себя такому риску, взял на себя командование и решительно двинулся против неприятеля, уже подступившего под самый Мемфис. В Оне, там, где Нил ветвится на рукава, несметные фаланги египтян и халдеев сшиблись в ожесточенной схватке. Твой отец сражался наравне с солдатами, в первых рядах, подавая живой пример. Он бесстрашно бросал вызов огненным стрелам и тяжелым бронзовым мечам азиатов и опрокинул вражеские ряды. Однако битва еще не была выиграна. Она продолжалась с восхода до заката, и оба войска несли огромные потери. Нил стал красным, земля напиталась кровью, и повсюду громоздились горы трупов. Только на закате смятенное и сильно поредевшее халдейское войско в ужасе бросилось бежать на другую сторону перешейка. Твой отец своим мужеством спас Египет, и Мемфису больше не угрожала никакая опасность. Однако эта победа навсегда сделала несчастным победителя.

– Он пал на поле боя?

– Он был ранен в грудь халдейской стрелой, когда атаковал ряды неприятеля, и остался лежать на земле среди множества убитых. В пылу сражения и всеобщей неразберихи никто не заметил, что царь исчез. Вернее, один из воинов его видел, но был слишком заинтересован в том, чтобы оповестить генералов и солдат о несчастье с твоим отцом.