Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Ужин приготовили на скорую руку, поскольку древние египтяне были так же умеренны в еде, как и современные. В наше время простые люди довольствуются бобами и чечевицей, которые во времена фараонов были под запретом, неизвестно, по какой причине, а древние египтяне утоляли голод семенами белого лотоса, кореньями папируса, петрушкой и другими растениями, что можно было выкопать на залитых водой нильских равнинах. Только в особых случаях они позволяли себе роскошь подать к столу нумидийского журавля, птицу, которую неведомо какими ухищрениями удалось одомашнить. Стада этих журавлей пасли на полях, направляя их ударами здоровенной палки по длинным ногам.

Запив ужин несколькими глотками пива, Миринри, Ата и Унис заняли наблюдательные позиции за рубкой, а эфиопы вытащили на палубу оружие, чтобы быть готовыми в любой момент отразить нападение.

Замеченная на воде лодка была уже метрах в пятистах и явно стремилась бросить якорь поближе к паруснику Аты.

Еще не стемнело, хотя свет уже начал слабеть, и Ата смог разглядеть на палубе лодки шестерых или семерых людей в кожаных передниках, плотно обхватывающих бедра. Они суетились вокруг корзин из папируса.

– Это торговцы, что плывут в Мемфис, – сказал Ата.

– Откуда ты знаешь? – спросил Миринри.

– А разве ты не слышишь, мой господин? – рассмеялся египтянин.

Миринри прислушался и ясно услышал мяуканье, что издавали разъяренные зверьки.

– Лодка гружена кошками, – сказал Ата, опередив вопрос Миринри. – Возможно, они предназначены, чтобы пополнить население какого-нибудь вновь отстроенного храма.

Как мы уже говорили, в храмах фараонов коты, и особенно кошки, почитались как священные животные, гораздо более священные, чем все остальные и даже ибисы. Весь народ Египта, жители и верховьев, и низовьев Нила, с особым благоговением относился к ночным охотникам на мышей. Существовали даже специальные храмы, посвященные этим грациозным хищникам, и в них проживали тысячи и тысячи кошек. Фанатизм доходил до такой степени, что во время пожара египтяне могли бросить в огне людей, но кошку старались спасти во что бы то ни стало. К тому же такие нравы поддерживались строжайшими законами. Если какой-либо из подданных фараона убивал кошку, пусть даже случайно, его безоговорочно приговаривали к смерти. Рассказывают, что во время завоевания Египта римлянами какой-то гражданин Римской империи в порыве гнева прибил кошку. В народе поднялись такие волнения, что имперские легионы оказались в серьезной опасности и правительство Рима было вынуждено выслать войска для усмирения мятежа.

Когда кошки умирали – само собой, естественной смертью, – египтяне бальзамировали их тела и хоронили в усыпальницах фараонов и знатных особ, покоившихся в пирамидах или в обширных мавзолеях, принадлежавших почтенным семействам.

Изображения кошек были повсюду: на фасадах храмов, на статуях, памятниках и обелисках. Женщины имели обыкновение украшать изображениями кошек предметы туалета, сосуды с благовониями и драгоценности.

Но самое удивительное то, что, хотя в Египте кошки уже давно не считаются священными животными и им никто не поклоняется, современные арабы и египтяне все равно относятся к этим животным с огромным пиететом. А ведь у мусульман никогда не было ни бога-кота, ни богини-кошки.

В Каире все еще ежегодно выделяется определенная сумма на прокорм бездомных кошек, а во время ежегодного паломничества в Мекку вместе с караваном едет на верблюде старуха, и к седлу у нее приторочена корзина с кошками. Эта дама зовется «кошачьей матерью». Случается даже, что изящным хищникам оставляют пожизненную ренту, и немалую.

В Мемфисе спрос на кошек был всегда велик, и кошачья коммерция процветала. Каждый год в Верхний Египет отправлялось множество лодок для закупки животных в Нубии, где они в изобилии водились в храмах.

Так что в лодке, груженной корзинками с кошками, не было ничего необычного, но недоверчивый Ата поначалу все равно встревожился.

– Наверное, они все-таки не шпионы, – сказал Ата. – Это честные торговцы, и до Пепи им нет никакого дела. Пусть себе причаливают.

Лодка с кошками, которая шла по течению, поскольку ветер стих, бросила якорь, вернее, два валуна метрах в десяти от парусника Аты.

Старик с искусственной бородкой из бычьего хвоста и с париком на голове, увидев Ату и его спутников, помахал им рукой и крикнул:

– Да будет великий Осирис к вам благосклонен, братья, и пусть Себек, бог-крокодил, убережет вас от крокодилов и гиппопотамов.

– Пусть Хнум, бог – создатель людей, сохранит тебе долгую жизнь, – отвечал Ата. – Куда плывешь?

– В Мемфис.

– А что везешь?

– Кошек для храма Хатхор, – ответил владелец лодки. – Священных животных одолел мор, и меня послали, чтобы заменить их на других, здоровых и крепких.

– Ты едешь из Нубии?

– Да, мой господин. А ты куда плывешь?

– Я должен останавливаться во многих местах.

– Доброй ночи, мой господин. Мы очень устали, и нам надо отдохнуть.

Он ушел с носа своей лодки, но перед этим пристально посмотрел на Нефер, стоявшую на шканцах за спиной у Аты так, чтобы ее хорошо могла видеть команда лодки с кошками. Взгляды старика и колдуньи встретились, и на губах у обоих промелькнула еле заметная улыбка.

– Пойдемте и мы отдохнем, – сказал Ата. – Этих людей нам бояться нечего, а прошлой ночью мы не спали ни минуты.

Команда кошачьей лодки ушла спать, и у них на палубе слышалось только приглушенное мяуканье.

– И ты тоже ступай спать, – сказал Миринри, обращаясь к Нефер.

Колдунья помотала головой.

– Можно, я останусь здесь наблюдать за звездами? – ответила она, поколебавшись. В мелодичном голосе прелестной эфиопки была заметна какая-то дрожь, поразившая юношу.

– Почему у тебя дрожит голос?

– Так часто бывает после того, как я предскажу судьбу какой-нибудь высокой особе. Не обращай внимания, мой господин.

– Ночи на Ниле сырые.

– Нефер много лет прожила на берегах священной реки и привыкла к здешнему климату.

– Что же ты хочешь выведать у звезд? Тебе недостаточно того, что нынче утром ты узнала у великой души Осириса?

– Я хочу узнать и свою судьбу, а эта ночь благоприятна. Небо чисто и прозрачно, и я смогу внимательно рассмотреть свою звезду. Спокойной ночи, мой господин, иди отдыхать.

– Странная девушка, – пробормотал Миринри, отправляясь в каюту на корме.

Нефер осталась стоять неподвижно, глядя, как он уходит. Вдруг она вздрогнула и открыла рот, словно хотела позвать его, но не произнесла ни звука. Когда юноша исчез из виду, она глубоко вздохнула и безвольно уронила руки, опустив голову: