Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Может быть, – сказал Миринри, пристально на нее посмотрев. – Мое место не здесь, а в Мемфисе, и я войду в него победителем и царем.

По лицу Нефер пробежала тень глубокой печали.

– Ты постоянно думаешь о той, что сидит очень близко от трона фараона, который сейчас правит Египтом. Смотри, как бы эта женщина не принесла тебе несчастья!

Миринри улыбнулся и махнул рукой с видом человека, чересчур уверенного в себе.

– Я буду идти прямым путем, без колебаний, пока не исполню свою миссию, – твердо сказал он.

– Но по пути тебе могут встретиться препятствия, о существовании которых ты даже не предполагал.

– Я их просто уничтожу, Нефер. И рука моя не дрогнет.

– А сердце?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сердце будет таким же крепким, как рука?

– Почему бы и нет?

– Оно уже однажды вспыхнуло страстью к неизвестной девушке, и ты не знаешь, друг она тебе или враг.

Миринри вздохнул и несколько раз провел рукой по лбу, вдруг покрывшемуся крупными каплями пота.

– Да, – тихо сказал он, будто говоря сам с собой, – она никогда не будет мне другом.

– Но есть ведь и другие женщины, которые стоят ее и будут тебе преданны до самой смерти. Ты молод, красив и смел, ты Сын Солнца, какое же женское сердце не забьется сильнее ради тебя?

– Это невозможно, – сказал юноша. – Она была первой женщиной, что я увидел, первой, чей трепет ощутил всем телом, чье ароматное дыхание коснулось моего лица. Она зажгла в моем сердце такой огонь, что погаснет он только с моей смертью. Что мне за дело до того, что сейчас она мой враг? Она все равно уступит силе моего чувства. У меня в жизни теперь две цели – месть и ее любовь.

Нефер так сильно вздрогнула, что золотые кольца на ее ногах и браслеты на руках громко зазвенели.

– Что с тобой, Нефер? – спросил Миринри, повернувшись к ней.

– Мне сейчас показалось, что меня коснулось черное крыло смерти.

– Что-то ты нынче печальна.

– Да и ты тоже не весел, мой господин.

– Верно.

– А хочешь, я тебя немного развеселю? Я умею танцевать и петь, а у себя в каюте я видела висящую на стене маленькую арфу. Музыка прогоняет печаль, а песня разглаживает морщины на лбу. Посмотри, Нил начинает разливаться; я хочу приветствовать его благословенные воды, что текут из таинственных озер далекой Нубии.

Нефер, словно обретя былую веселость, зашла в рубку и вышла уже с легкой четырехструнной арфой, сделанной из выгнутой полукругом ветки. Она пересекла палубу, вскочила на нос парусника, подставив тело жарким лучам солнца, и взглянула на сверкающую золотыми бликами воду. Потом торжественно и горделиво выпрямилась и запела чистым и звонким, как серебряный колокольчик, голосом гимн Нилу. Этот гимн стал очень популярен среди грамотных египтян времен Десятой династии и был, по существу, простым перечислением мирных и надежных радостей жизни.

«Слава тебе, о Нил, за то, что ты появился на этой земле, за то, что ты пришел с миром, чтобы дать Египту жизнь.

О великий Осирис, ты, что ведешь сумрак к милому тебе дню, ты, ороситель садов и огородов, которые создало солнце, чтобы дать жизнь всякой скотинке!

Ты повсюду поишь землю водой, ты небесной дорогой спускаешься на поля, о друг народа, ты освещаешь каждое жилище.

О повелитель всех рыб, когда ты спускаешься на залитые водой земли, ни одна птица не посягнет на посевы. О создатель пшеницы и защитник ячменя, это ты длишь время в вечность, это ты даешь отдых рукам миллионов несчастных».

Звонкий и страстный голос колдуньи далеко разносился в жарком воздухе, сливаясь с журчанием воды и с нежными звуками, которые извлекали из арфы ее ловкие пальцы. С берегов, заросших пальмовыми рощами, этому голосу вторило эхо.

Нефер казалась ожившим божеством Нила. То ли случайно, то ли по умело задуманному сценарию ее роскошные волосы рассыпались по плечам, и она была настолько хороша в этот момент, что все матросы застыли на месте как зачарованные. Даже Ата и Унис покорились обаянию девушки и не сводили с нее глаз. Только Миринри не обращал никакого внимания на чары колдуньи. Мыслями он был далеко и, наверное, все следил внутренним взором за далеким видением, насмерть поразившим его в самое сердце. И свежий голос, чьи переливы становились все жарче и жарче, не затрагивал его душу.

Бросив в пространство последнюю фразу гимна, Нефер медленно обернулась и пристально посмотрела на Миринри своими черными, полными огня глазами. Но когда она увидела, что Сын Солнца сидит на ящике, как обычно погрузившись в свои мысли, и никак не реагирует на все, что происходит вокруг, глухое рыдание сорвалось с ее губ, глаза погасли и подернулись влагой.

Нервным движением она забрала волосы под золотой обруч, выронила из рук арфу и медленно побрела в сторону кормы, пройдя рядом с Миринри. Юноша не пошевелился. Похоже, он даже не заметил, что гимн Нилу отзвучал, а колдунья прошла мимо него так близко, что задела его краем одежды.

Звонкий и страстный голос колдуньи далеко разносился в жарком воздухе, сливаясь с журчанием воды…

Унис, внимательно следивший за Нефер, нахмурился.

– Она его любит, – тихо шепнул он Ате.

– Как? Колдунья осмелилась влюбиться в Сына Солнца! – воскликнул египтянин. – Да я велю бросить ее в Нил!

– Ты никудышный политик, – сказал Унис с улыбкой. – Если этой девушке удастся затронуть душу Миринри, я буду только рад. Мне хочется вырвать из его сердца воспоминание о царевне. Для этого юноши ее любовь может стать роковой.

– И ты думаешь, что Нефер это удастся?

– Она хороша собой и очень соблазнительна. Мало кто из мужчин сможет перед ней устоять, будь они даже потомки солнца. К тому же были случаи, когда фараоны вступали в родство с нубийскими властителями.

– Значит, ты поверил тому, что она рассказывала?

– Да, – отозвался Унис. – У простолюдинки не может быть такого совершенного лица, такой тонкой талии и таких маленьких рук и ног. В ее жилах явно течет королевская кровь.

– И ты позволишь ей любить Миринри?

– Больше того, – сказал старик. – Я постараюсь разжечь ее страсть к Сыну Солнца. Кто знает, может быть, ее глаза смогут вычеркнуть из сердца Миринри образ царевны. Опасность таится не в этой девушке, а в другой, потому что она своей любовью может свести на нет все наши планы и спасти Пепи от мести.

– Твоего…

– Молчи! – властно приказал Унис, быстро приложив палец к его губам. – Это только моя тайна, и он узнает о ней лишь в тот день, когда я войду в спесивый Мемфис и ногой раздавлю символ царской власти. – Говоря все это, Унис преобразился до неузнаваемости. Лицо ожесточила ярость, в глазах сверкнул мрачный огонь.