Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Вы раскаиваетесь, что отреклись от Креста?

– И да и нет, – покачав головой, сказал поляк.

– И как же вы сможете нас спасти?

– Для начала нельзя позволить, чтобы галера причалила к замку Хусиф. Если вы попадете в руки Хараджи, все будет кончено, а я не хочу, понимаете, не хочу, чтобы она вас убила.

– А вам-то что за важность?

– Гораздо больше, чем вы думаете, – ответил поляк, пристально глядя на нее.

– Объяснитесь.

– А вы еще не поняли?

– Нет.

– Спасая вас, я, отступник, подвергаюсь сильнейшей опасности. Если дело вскроется, меня наверняка посадят на кол.

– Несомненно, – сказала герцогиня, которая внимательно его слушала.

– Следовательно, я имею право на компенсацию за риск.

– Вы хотите денег? Я достаточно богата, чтобы заплатить любую сумму, какую назовете.

Поляк поморщился:

– Рыцарям удачи хватает на жизнь доброго меча и жалованья. Они большего не требуют, а если возникает нужда в деньгах, они добывают их грабежом.

– Тогда что же вы просите? – с тревогой спросила она.

– Что я прошу? – поколебавшись, сказал поляк. – Вашу руку.

– Мою…

– Руку!

Герцогиня была так изумлена, что несколько мгновений не могла найти слов, чтобы ответить.

– Вы, должно быть, шутите, капитан, – произнесла она наконец, сделав над собой невероятное усилие, чтобы преодолеть возмущение. – А как же виконт?

– С ним придется расстаться.

– Неужели вы любите меня?

– О господи! Я вас сразу и полюбил, и возненавидел. Полюбил за красоту, храбрость, доброжелательность и ваше имя… А возненавидел за то, что ваша шпага одолела шпагу Польского Медведя. Если вы согласны, то галера загорится и никогда не вернется в Хусиф.

Герцогиня молчала, задумавшись, но глаза ее сверкнули огнем.

– Вы принимаете условие? – спросил капитан.

– Да, – ответила герцогиня. – Виконт – человек уже конченый. Но смотрите, вы должны спасти всех. Поклянитесь!

– Клянусь на Кресте и Полумесяце, – сказал поляк. – Дайте вашу руку.

Герцогиня, содрогнувшись, вложила свою руку в мозолистую ладонь кондотьера.

– Сегодня ночью галера вспыхнет от трюма до макушек мачт. Прощайте, моя нежная невеста. Вы не пожалеете о своем решении.

Он открыл дверь и бесшумно вышел.

Герцогиня стояла неподвижно, нахмурив лоб и прижав руки к груди, в глазах ее разгорался недобрый огонь.

– Проклятый предатель! – воскликнула она наконец. – Я провела Хараджу, проведу и тебя. Я-то ведь на Кресте не клялась.

В то время как в каюте разворачивалась эта сцена, папаша Стаке, запертый в трюме галеры, ругался на чем свет стоит, посылая к дьяволу, на луну, на солнце и в самый ад Магомета и всех его приверженцев.

Неугомонный и очень рассерженный, старый морской волк взрывался, как мусульманское каменное ядро.

– Нас схватили! – орал он, ударяя себя по голове и дергая за редкую седую бороду. – Что же, значит, ни Крест, ни Полумесяц за нас не заступились?.. Ну это уж слишком! Туркам везет, но час настал, пора с этим покончить! Так не может дальше продолжаться, иначе я сам заделаюсь презренным отступником! Что вы на это скажете, синьор Перпиньяно?

Лейтенант, сидевший рядом с Эль-Кадуром, обхватив голову руками, не счел нужным отвечать на гневные вопли помощника капитана.

– Эй, вы, акульи туши, потрошенные, сожранные, а потом зажаренные!.. Вы что там, передохли все?.. Так и дадите себя привезти в замок Хусиф и насадить на те железные жерди, что торчат на башнях? Разорви меня сто тысяч каменных и железных бомб! Я на такое не согласен! У меня нет ни малейшего желания кончить свою жизнь на такой палке или дать содрать с себя шкуру, как со старого осла.

– Ну ладно, папаша Стаке, что вы предлагаете? – спросил лейтенант, очнувшись от апатии.

– Я?! – свирепо крикнул папаша Стаке. – Взорвать, к чертовой матери, эту галеру со всей командой! Кроме нас, конечно.

– Валяйте, – с иронией сказал Эль-Кадур.

– А ты что, корка черного хлеба, думаешь, я не сумею поджечь порох на галере? Ты не венецианец и не далматинец, и потому мне тебя жалко.

– Я тоже чего-нибудь да стою, и в Фамагусте я это доказал.

– А я что, не доказал? – взвился папаша Стаке. – Я взорвал башню, как раз когда турки пошли на нее приступом, и всех их отправил в мир иной: кого в рай, кого в чистилище, а кого в ад, а некоторых на свидание с гуриями, в зависимости от грехов. А ты, черная корка, думаешь, что моряк стоит меньше, чем сухопутный житель, да к тому же еще житель песков?

Эль-Кадур собирался ответить что-то нелицеприятное, но тут Перпиньяно положил конец дискуссии, спросив у разбушевавшегося старика:

– Растолкуйте, папаша Стаке, что вы такое задумали?

– Послать ко всем чертям эту галеру раньше, чем она дойдет до залива Хусиф.

– Я бы тоже не прочь, да не знаю как.

– Надо подумать.

– У вас есть какая-нибудь идея?

– Есть, только, к несчастью, инструментов нет.

– А какие нужны?

– Несколько топоров, стамеска – в общем, те, которыми можно продырявить корпус.

– Продырявить?

– Сделать большую дыру в днище и потопить галеру.

– Но у нас нет даже ножа, папаша Стаке.

– К сожалению, синьор Перпиньяно, – отозвался старый морской волк.

– Похоже, у меня есть идея получше, – раздался вдруг голос Николы Страдиота, который до сей поры даже рта не открывал.

– Давай выкладывай, грек, – сказал папаша Стаке. – Не зря же твои соотечественники слывут самыми хитрыми из всех левантинцев и даже жителям Смирны дают фору.

– Турки отобрали у меня оружие, но оставили огниво и трут.

– Сгодится, чтобы раскурить трубку, если, конечно, иметь хоть немного табаку, – заметил старик.

– А еще сгодится, чтобы поджечь корабль, – очень серьезно сказал грек.

Папаша Стаке подскочил.

– Ну я же говорил, греки хитрее всех! – вскричал он, ударив себя по лбу. – Да у меня просто кроличьи мозги!

– Вы хотите поджечь галеру, Никола? – изумился Перпиньяно.

– Да, синьор: это единственный способ ее остановить.

Сам того не зная, грек высказал ту же идею, что и поляк. С одной стороны, это была, пожалуй, единственная осуществимая идея, но, с другой стороны, он не подумал о том, как удастся горстке безоружных людей справиться с турецким экипажем, в десять раз превосходящим их численностью.

– Что вы об этом думаете? – спросил Никола, видя, что, и старый моряк, и лейтенант молчат.

– Думаю, поджариваться будет не слишком весело, – отозвался Перпиньяно.

– Я собираюсь не трюм поджечь, – сказал грек. – Сначала мы вскроем люк и подожжем склад швартовых и запасных парусов. А если не получится, постараемся пробиться через палубный люк, который изрядно источен червями.

– А если наверху нарвемся на часового?