Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа

— Поручите мне, я белку бью в глаз!

Но Тамара не захотела отстать от подруги.

— Нет, мне, поверьте, я с детства владею ружьем! Потом, переглянувшись, они пришли к согласию:

— Короче, поручите нам, мы не подведем! Ало-оглы усмехнулся снова:

— Решили мужчин отстранить от дел? Что ж, закажем вам папахи!

И, снова став серьезным, спросил:

— Ну, подумайте, что будет с вами, если вы попадетесь в лапы казаков?

Девушки ответили почти одновременно:

— Мы готовы отдать жизнь за правое дело!

— А если губернатор останется жив? Если ваши выстрелы даже его не заденут?

Девушки обиделись. Но Гачаг Наби продолжал гнуть свое:

— Здесь столько мужчин… Как по-вашему, можем ли мы допустить, чтобы вам угрожала опасность?

— Это несправедливо! — возмутилась Людмила. — Мы же не барышни, а ваши боевые товарищи! Будь мы другими — сидели бы по домам, а не чистили ружья в этой Черной пещере. Раз уж вы признали за нами право участвовать в борьбе, то не смеете отодвигать нас в сторону, когда наступают решительные события!

— Мужчина… Женщина… Да какая разница на поле битвы, кто именно послал меткую пулю?

— Нет, разницы между удальцом-парнем и самой героической девушкой забывать нельзя, — заявил Наби. Но не удержался от улыбки и, проведя железной рукой по усам, добавил:

— Что за народ пошел! Вот ведь и Хаджар так! Ханали-кызы тоже всегда рвется в бой и удержать ее — нужно иметь силу быка и тигра, взятых вмест.е.

— Так пусть сегодня Тамара заменит Хаджар! — сказала грузинская художница и взяла ружье наперевес.

— Или Людмила! — не думала уступать ей подруга.

— Погодите! — осадил прекрасных воительниц Ало-оглы.

— Тебе, Тамара, не стрелять следует, а рисовать. От твоих картин наше общее дело выиграет куда больше, чем от твоих выстрелов. Кроме того, я не думаю, что здесь удастся справиться пулей. Губернатор никогда не показывается на людях.

— Тогда выбор должен пасть на меня, — шагнула вперед Людмила. — Я проберусь в каземат правдами и неправдами и там окажусь недалеко от губернаторской свиты.

— Ну и что?

— И убью его!

— Да как?

— Могу стрелять из пистолета. А если…

— Что?

— Если не попаду, то и кинжал в моей руке станет страшным оружием!

Людмила, действительно, вырвала из ножен подаренный ей маленький дагестанский кинжал.

Ало-оглы нахмурился.

— Эй, красавица! Такая игрушка не для твоей нежной ручки, привыкшей собирать бледные северные цветы в ваших холодных полях. Прости меня, но чтобы успешно действовать клинком, надо привыкнуть к нему с детства.

— Это правильно сказано, Гачаг Наби — вмешалась Тамара.

— Кинжал — оружие кавказцев. Я смогу погрузить его по узорную рукоятку в грудь угнетателя наших народов!

— Нет, — отрезал Ало-оглы. — Тебе же было уже сказано, рисуй для потомства то, что ты видишь здесь. Наши внуки должны знать, какой ценой досталась им свобода и кто добывал ее, не щадя жизни. Отойди, девушка, не мешайся в мужские дела.

— Так вот ваше представление о равенстве и братстве?

— Рисуй. Рисуй так, чтобы люди поняли, что есть равенство и братство между борящимися за справедливость, между христианами и правоверными последователями ислама. А между мужчинами и женщинами…

Тамара надула губы…

— Так что, Ало-оглы, товарища ты во мне не видишь?

— Слушай, дорогая, мы мужчины, наконец, так? Я и твой Гогия? А?

— Конечно. Но чем же я хуже?

— Кто сказал хуже? Может, даже лучше! Но — другая, понимаешь, другая!

Тамара хитро прищурилась:

— А как же твоя Хаджар? Как же ты ее записал в гачаги? Гачаг Наби развел руками:

— Ну что ей сказать? Убедила!

Художница захлопала в ладоши. Но Наби продолжал:

— Когда мы все придем освобождать твой Тифлис, именно ты станешь грузинской Хаджар! А здесь обойдемся…

И, видя, что девушка снова хочет что-то возразить, добавил веско:

— Не бойся, это будет скоро! Кроме того, не забывай, что у нас есть долг, который мы отдать не успели. Вот и имей в виду — я не смогу, значит, вы с Гогией должны обязательно справиться: нужно отомстить за Дато!

— Ах, как бы мне хотелось хоть повидаться с Хаджар… — сказала художница мечтательно.

— Аллах милостив, свидитесь, — коротко ответил ей Ало-оглы. И всем показалось вдруг, что в его суровых глазах проплыло туманное облачко печали.

— Не только свидитесь, но и на свадьбе вашей пировать вместе будем! радостно возвысил голос Ало-оглы. — Такой праздник вам устроим, что отзвуки ее долетят до самых дальних горных селений!

Тут и Андрей вставил слово:

— Может, и нашу свадьбу сыграем здесь, а?

Людмила потупила глаза, но видно было, что она совсем даже не против.

Наби тоже такая мысль понравилась.

— Конечно! Тем более, вы теперь приверженцы Корана, значит, нужно вам сыграть той так, как это принято у правоверных!

Все развеселились; каждый из присутствующих, оказывается, имел самые точные сведения о том, как играют свадьбы у разных народов и племен, и каждый спешил поделиться, перебивая других. Так бы и шла мирная беседа, но Ало-оглы вернул всех к делам куда менее приятным, но не терпящим более отлагательств: нужно было срочно составить план, как вырвать Ханали-кызы из плена. То есть, нельзя сказать, что он выложил своим соратникам весь план, в деталях и с подробностями — нет, не таков Гачаг Наби. Но зато перед каждым он не забыл поставить четкую задачу, не упуская ничего даже в мелочах.

Все согласно кивали головами, потому что распоряжения его были продуманными и мудрыми. Но особо остановился Наби на том, что на дороге, ведущей из Гёруса в Шушу, расположился целый табор кочующего племени старики, женщины, детвора, все беспомощные и беззащитные; это люди, которые по старому своему обыкновению кочуют каждую весну и осень с гор на равнину и обратно; вот и сейчас они затеяли обычный переезд. Так вот, необходимо сделать все так, чтобы никто из этих бедняков не пострадал!

Обсуждение длилось не долго. Каждый понимал — день решительной схватки близок. Потому разошлись молча, сосредоточенные.

Излишне говорить, что больше всех жаждал боя сам Гачаг Наби. Он был уверен в своей победе, хотя то, как должна протекать схватка, не вызывало восторга в его душе. По старым обычаям, он предпочел бы послать честный вызов предводителю вражеского полчища — пусть бы это был генерал, фельдмаршал или сам генералиссимус! Да хоть и сам царь!

Как сторона, пославшая вызов, он согласен заранее сражаться тем оружием, которое выберет враг: хоть рукопашная схватка — грудь в грудь, хоть на кинжалах, хоть ружье против ружья. Славное было время! Вожди сами сводили счеты, и стоило одному пролить кровь другого, как условия победителя становились законом для побежденного. И всё. Разве это не по-честному?