Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа

Кстати — что это я о цепях заговорил? А, вспомнилась девка Хаджар, как она в запальчивости позванивала оковами. Странно, вспомнил и ощутил холод металла на запястьях и щиколотках. Может, когда по твоей воле другой оказывается в цепях, — и тот, кто принял решение, попадает в незримые оковы?»

Генерал-губернатор зябко поежился.

«Боже мой, что за проклятый век! Как славно было при наших отцах и дедах все ясно. Холоп есть холоп, ему плеть нужна, а не поможет — значит, ноздри рвать. И дело с концом.

Конечно, и тогда бунтовали. Стенька Разин, Емелька Пугачев — вволю натешились, пока им шеи поскручивали… Но тогда об этой гуманности дурацкой разговоров не было! Никаких улещений, никаких оглядок на общественное мнение! А уж что Запад скажет — это учитывать вообще никому в голову не приходило.

Мир видел и восстание Спартака, и гибель великой Римской империи, и угасание древней цивилизации эллинов… А Парижская коммуна? А цареубийственный топор Робеспьера?

Нет, мы не первые и не единственные в человеческой истории люди, на долю которых выпали ужасные катаклизмы. Именно потому так страшно. Опыт древности учит, что появилось на горизонте черное полчище туч — жди урагана. А вынесет ли корабль потрясения — это уже другой вопрос. Тут все зависит как от прочности корпуса, так и от умения капитана! Впрочем — нельзя все перелагать на одного человека, будь он хоть семи пядей во лбу. Капитан может быть прекрасным, кстати сказать, в отличие от нашего верховного кормчего, у которого, на мой взгляд, и трех пядей не наберется, — но если струсят вахтенные офицеры, беды не миновать.

Значит, князь, имейте в виду всю тяжесть ответственности, которая легла сегодня на ваши плечи.

Итак: перекрыть все дороги и тропки, ведущие в крепость. Попытаться выявить все места возможных засад, откуда мятежники могут нападать на наши отряды, причиняя огромный вред уже тем, что спустят на дорогу лавину мелкого щебня или начнут бомбардировать идущие через ущелья колонны валунами и обломками скал, укрепившись на острие крутого гребня…».

Генерал-губернатор вошел в раж и громко разговаривал сам с собой, расхаживая по комнате крупными шагами. В таком состоянии его и застала княгиня Клавдия Петровна, которая вошла в комнату, торопливо простучав по деревянному полу острыми каблучками.

Губернатор повернулся к ней:

— Что, дорогая?

Супруга ответила, не скрывая насмешки:

— Я вижу, князь, что вы уже провели решающее сражение, умудрившись не покинуть при этом своего кабинета… Ну и как, победа оказалась впечатляющей?

Не принимая ее иронического тона, губернатор ответил:

— Конечно, каждый полководец должен промыслить все возможные перипетии предстоящей кампании. А что касается победы — неужели вы в ней сомневаетесь?

Княгиня не пожелала ответить на этот встречный вопрос. Закусив губку острыми зубами, она продолжала допрашивать супруга:

— Ну, а как ваше сражение с «кавказской орлицей»? Вы же побывали у нее в каземате… Говорите скорее, генерал, я схожу с ума от нетерпения!

Губернатору не оставалось ничего иного, как пожать плечами и признаться в поражении:

— Должен признаться, что она меня поразила. Я ожидал увидеть невежественную горянку, которая и двух слов разумно связать не умеет, от которой несет лошадиным потом и запахом недогоревшего костра. На деле же встретил очаровательную красотку, правда, отнюдь не европейского толка, но по-своему, безусловно, весьма привлекательную… Когда же она заговорила — бог мой! Никто из дам великосветских салонов не смог бы вложить в свои слова столько патетики и истинного жара! И уж, тем более, при столь сложных обстоятельствах, чтобы не сказать более, — надо признать, все это просто поразительно.

— Вот как? — подняла брови Клавдия Петровна.

— Именно так, — подтвердил губернатор. — Она держала себя, как плененная королева. Не знаю, может, она вообразила себя новой Марией Стюарт… Впрочем, уверен, что моя подопечная и не слыхала этого имени.

— Каков же смысл ее речей, столь пленивших ваше воображение?

— Тут была изложена целая программа…

— Изложена связно?

— Во всяком случае, весьма пылко!

— Нет, я говорю о том, не стоит ли послать к ней врача, чтобы он освидетельствовал, находится ли наша пленница в здравом рассудке? То, что вы мне рассказываете, сильно походит на проявление мании величия; в противном случае мне трудно понять тот невероятный апломб, с которым держится эта дикарка…

Генерал-губернатор посмотрел на свою прекрасную супругу; теперь пришла его очередь подарить ей иронический взгляд:

— Не рискую сердить вас, Клавдия, но думаю, что она меньше нуждается в услугах медика, чем я, и даже, смею сказать, вы, моя дорогая. Нервы ее крепче стали. Рассудок действует четко и безотказно. Нет, о недуге и говорить не приходится.

— Но как вы объясните столь невероятное присутствие духа в столь плачевных для нее обстоятельствах? Губернатор развел руками:

— Ничего вам сказать не могу! Загадка… Мне не по зубам. Княгиня раздраженно дернула плечиком:

— А что вам по зубам, князь?

Увидев, как смутился и сник супруг, она сменила гнев на милость:

— Так расскажите мне все же о том, как именно вы планируете операцию…Судя по тому, как громко рассуждали, вы вслух, когда я входила в комнату, планы у вас самые что ни есть решительные.

— Ну, начать следует с того, что избавиться от прекрасной разбойницы. Я прикажу отправить ее в Тифлис, в Метехский замок, и пусть там наместник его величества полюбуется на столь необычное чудо и попробует на ней свои замечательные методы усмирения туземцев, которыми он столь часто хвастается в Петербурге.

Такой решительности княгиня от мужа не ждала. Она даже в лице изменилась:

— Как? Вы готовы, не доверяя крепости стен каземата, доверить судьбу пленницы превратностям дальнего пути?

— Что поделать! Этот очаг беспокойства следует изъять.

— А ежели этот разбойник Наби со своими удальцами решат ее освободить?

— Ну что ж! Я дам ей достойный и сильный конвой, который сможет справиться не с десятком, а сотней оборванцев! И пусть прольется кровь, как того заслуживает ситуация. Нужно сказать, что при этом, естественно, вся вина ляжет на плечи тех, кто предпринял нападение. Прекрасный случай восстановить против них народ, который понесет за их грехи примерное наказание.

— Но не навлечет ли такой шаг и на тебя ответного безрассудства со стороны отчаянного Гачага Наби?

— Наша жизнь и так достаточно небезопасна, дорогая. Вы знали это, когда советовали мне принять пост генерал-губернатора…

— Однако, опасность опасности рознь, — стояла она на своем. — Одно дело знать, что живешь в диком краю среди абреков, но окружен надежной охраной за стенами хорошо обстроенной резиденции, другое — стать объектом ярости самого опасного из местных разбойников, да еще в чужом городе, для пребывания в нем высокой власти отнюдь не приспособленном… Может, не стоит трогать эту девку?