Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа

— Да, господин начальник!

— Так слушай. Еду для «кавказской орлицы» тебе сегодня передаст фельдшер. Что там — тебя не касается. Твое дело — чтобы эта хищная птичка склевала все зернышки без остатка. Усвоил?

— Зачем это, господин начальник?

— Состаришься, если много знать будешь! Или, того вернее, и состариться не успеешь.

— Кажется, я догадываюсь, господин начальник…

— Это уже твое дело.

— Только боязно — а что нам потом скажет его превосходительство господин генерал-губернатор?

— Важно не что скажет, а что подумает… Он и накричать на нас может, и пообещать, что накажет примерно. А сам будет думать: «Молодцы, ребятушки! Знают службу!» И при случае это нам зачтется, не горюй.

— А?..

— Ну? Что тебе еще?

— А как же Гачаг Наби?

— Ну, без своей орлицы и он не много налетает!

— А если?..

— Какой ты докучный, братец! Если да если… Смотри, еще слово скажешь, придется тебя снова поучить, как давеча. Схлопочешь…

— Что, господин начальник?

Глухо заворчав, Татарыбек приподнялся из кресла, неторопливо отводя мощную длань. В жирное, ничем не защищенное тело и вонзился кинжал Ало-оглы, вспоров брюхо великана, словно старую перину… А пока палач хрипел и корчился, вторым стремительным движением Гачаг Наби провел лезвие от уха до уха по багровой шее, так что и хрип смолк…

Надо же, чтобы в этот самый момент в двери, заслонив ее своей грузной тушей, показался вдруг фельдшер, подручный Татарыбека. Что ж, еще лучше!

Дагестанский кинжал Гачага Наби и тут не промедлил. Фельдшер издал короткий стон и повалился на пол. Два поверженных гиганта почти заполнили своими непомерными телами небольшую комнату.

Ало-оглы вытер окровавленное лезвие о погоны палачей и спокойно вышел из каземата, не забыв закрыть за собой дверь на запор.

Генерал-губернатор вернулся из гёрусского каземата в свои покои очень расстроенным. Будучи человеком неглупым, он отлично понимал всю весомость понесенного только что поражения. Тут же сел за письменный стол, потребовал срочно карту уезда и стал размечать план боевых действий, которые он решил незамедлительно развернуть против опостылевших мятежников. Опытный глаз военачальника преображал зеленые и коричневые штрихи на глянцевой поверхности бумаги в реальный рельеф. Он уже представлял себе, где укрыть засады, как развернуть разведку, сколько выслать походного охранения… И пришел в себя только сообразив вдруг, что не на войну он собрался, где можно найти и исчислить противника, а готовится выступить, чтобы жечь мирные хижины и рассеивать стада коз и баранов, пасущихся на горных отрогах.

Княгиня Клавдия Петровна и не ожидала, пожалуй, от посещения мужем каземата ничего утешительного. Она окинула князя, буйствующего за столом, вполне даже спокойным и чуть ироничным взглядом. Отметила, что голова его трясется, хоть сам он этого не замечает, что вполне логично дополнило непрестанный тремор рук и ног, преследующий его все последние дни.

Между тем, в этот раз генерал-губернатор вел себя вполне достойно. Он не сдался заранее, он приготовился действовать и намеревался пустить в ход все свои военные познания и громадный жизненный опыт.

За свою долгую жизнь он ни разу не бежал с поля битвы и согласился бы его оставить только бездыханным.

Уговаривать, успокаивать, строить козни и плодить интриги — нет, это явно не его дело. Вот выстроить отряды в боевую линию и:

— Шашки наголо! Вперед, орлы!

Это другое дело. Здесь он никому не даст себя опередить.

Рассуждая так, генерал-губернатор, конечно, глубоко заблуждался. Воевать и карать — вещи различные. И навыков разных требуют, и дух простите, совсем не тот.

Еще раз повторим — в подобных ситуациях политик нужен, а не военный. Принцип: «разделяй и властвуй» куда больше принесет пользы, чем прицельная стрельба бомбами батареи осадных орудий в течение недели.

Разделяй и властвуй! Над земледельцами, с одной стороны, и землевладельцами, с другой; над торговцами и покупателями; над кузнецами и теми, кто приходит к ним ковать коней и острить серпа… Властвуй над разделенными и восстановленными друг против друга!

А тут…

Не поймешь никак, с кем имеешь дело. Казалось бы, кругом одни мирные деревни, не знающие запаха порохового дыма, а на деле — сплошь вооруженные разбойники. Непокорные и озлобленные, готовые каждый момент укусить даже руку, протянутую к ним с подачкой. Надо бы их всех заковать в цепи и отправить по этапу. А уж те, кто останется, будут набивать себе трудовые мозоли и за себя, и за тех, кто не пожелал трудиться и теперь гниет в остроге.

Может, даже надо бы пару-другую голов отрубить на главной площади, может; тогда поняло бы, наконец, дурачье, что с ним шутки плохи.

…А уж что говорить, если вспомнить эту проклятую «черную кошку», которая и в каземате умудрилась предстать разгневанной тигрицей' Можно было подумать, что не в каменной яме среди свирепых стражников она стояла, а где-нибудь в разбойничьем стане, на хорасанском ковре, и резала генералу его высочества правду-матку в глаза.

Да, уверенности у нее хоть отбавляй! Смело разговаривает атаманша…

Впрочем, хватит эмоций. Пора приступить к делу. Больше медлить нечего. Необходимо собраться с мыслями, все прикинуть, все предусмотреть.

Хватит разговаривать попусту, пора заговорить пушками. Другого языка эти дикари не понимают и понять не смогут.

А дикарку непокорную давно уже следовало бы отправить отсюда в места не столь отдаленные. Тогда было бы спокойнее.

А с этими… Гачагом Наби и его шайкой… Расправиться! Самым безжалостным образом! И с его приспешниками из Петербурга, и грузинскими оборванцами… Всех! На корню!

«Ах, какой только швали теперь ни найдешь в наших краях! — продолжал казниться генерал-губернатор. — И народники, и марксисты… И ведь того гляди соберутся все вместе и похоронят нас! Того гляди, расползется зараза по империи и погибнет великое царство. Нет, действовать! Действовать! На то и дана мне власть государем».

Губернатору не сиделось за письменным столом. Он расхаживал по комнате крупными шагами и рассуждал вслух.

«Выбора нет. Операцию нужно проводить со всей решительностью. Созревший гнойник должен быть удален. Иначе и мне самому несдобровать. То ли в дом для умалишенных пристроят, то ли самого упекут в застенок — мол, потворствовал государственным преступникам. Как подумаю о том, что на старости лет можно вдруг лишиться всех чинов и дворянских привилегий, греметь цепями, подобно беглым каторжникам… Нет, насчет цепей это, пожалуй, чересчур. Но хорошего будущее не сулит, это уж точно…

Одно спасенье — надо любой ценой вырвать у судьбы успех, не дать уплыть последнему шансу. Для этого и нужна-то малость — переловить десяток беглецов… Малость — если рассказывать об этом или посылать официальный рапорт по инстанции, а на деле — ухватить их — все равно, что воду в решете удержать, никак не выходит.