Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа
- Название:Орлица Кавказа
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа краткое содержание
Орлица Кавказа - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Взвились голоса, наперебой заговорили:
— Да, российский падишах гневается!
— И персидский шах с ним спелся.
— Говорит, мол, если б Гачаг Наби не забегал к ним, за Араке, так и сидели бы шахские подданные тихо-смирно, как овечки, из-за гачагов они и языки распустили. У них там тоже объявились, говорят, разбойные отряды.
— Ив Турции, у Арарата, точь-в-точь, где Ноев ковчег застрял, голытьба против самого султана бунтует!
Снова донесся тот же ленивый, усмешливый, недоверчивый голос:
— Нас, голодных, хлебом не корми, а сказки подавай… как зимние вечера, бывало, коротали… Уши развесим и слушаем; а ну как и нам удастся набрести на золотой клад, кувшин к кувшину…
— Как ни вертись, а все по-старому останется, как с дедовских времен: плетью обуха не перешибешь… — безнадежно вздохнул старый крестьянин. — Чего тут виноватить — падишаха или начальника, хана или бека. От бога — их власть.
Хриплые, надсадные голоса этих людей со вздувшимися на шее жилами, размахивающих корявыми, грубыми руками, разволновали Аллахверди, словно оторвали его вместе с куском серой скалы, за которой он притаился, и понесли вниз, к гомонившим, спорившим, отчаявшимся, надеющимся на что-то людям… Но Аллахверди оставался на месте, не вмешивался в разговор, и терпеливо ждал конца.
— Кто же виноват, если не они? Кто виноват, что все дела наши шиворот-навыворот!
— Это ты у аллаха спроси, он-то и ведает…
— Не докличешься… он там, в небесах, колесо свое крутит, а мы тут, на земле грешной…
— Ну, думаю, сотворил всевышний этих господ-богатеев, ладно, а нас-то за какие-такие грехи батраками сделал? — В голосе говорившего сквозила неизбывная боль. — Видно, нас сотворил, чтобы бекам служили! Чтобы спину гнули на ханов! Сотворил — чтобы подыхали с голоду, да еще и перед смертью молились на своих господ-мучителей.
— Что ни говори, одна надежда наша — на Гачага Наби! За него нам бы обеими руками держаться! — подытожил трезвый спокойный голос.
Глава двадцать девятая
Тосковала Хаджар по Наби, изболелась душа. А в неволе тоска больнее жжет и заносит. И Наби тосковал по подруге своей, тревожился, только женская тоска-печаль тяжелее была. Так мечтала увидеть его, желанного своего, кому душу и сердце отдала. Хоть бы взглянуть на него, наглядеться… И чтобы он увидел, каково мне здесь… Кабы чудо случилось, невидимкой проник бы, увидел бы… Тогда бы и неволя нипочем, отошла бы сердцем, оттаяла, и гора бы с плеч свалилась. Никак не могла она отмахнуться — отрешиться от этой заманчивой и несбыточной мечты. «Птицей бы обернулся — на решетку бы вспорхнул, заговорил бы человечьим голосом. Печалью бы поделился, душу излил бы…»
— Как живется, Хаджар?
— Живу-горя не знаю, Гачаг…
— Это ли жизнью зовется?
— Чем же плохо, Гачаг? — ответила бы она. — Кто с падишахом бьется — тому по чести и награда. И неволи жди, и до смерти недалеко.
— Нет, Хаджар, нет… — решительно отвечал Наби. — Только не смерть. Пусть неволя, пусть каземат, но только не смерть! Только бы не вечная разлука, Хаджар!
— Не боюсь я смерти!
— Кто же ее не боится?
— Не боюсь сложить голову за дело твое!
Мечтой, болью, любовью неугасимой, страданием взывала она в памяти любимого, и он словно представал ей воочию, и чудилось, что из уст его тихо льется та же песня: «Не натешились всласть, не устали в любви, ни Наби от Хаджар, ни Хаджар от Наби».
Воображение уносило ее далеко, ее, сидевшую на старой расползшейся рогоже, понуро опустившую голову на поджатые колени, измученную нескончаемым рытьем лаза; уносило ее из этой душной каменной клетки на крыльях к отвесным скалам и кручам, где они бродили вместе с Наби, где они сражались с врагом, к глубоким ущельям, заветным рощам, на берега рокочущих, пенящихся рек…
Вот их отряд, перезимовав за кордоном, по ту сторону Аракса, в окрестностях Тебриза, куда они иной раз и наведывались в пёстрой одежде, пробивщись через шахские засады, как пробивались и через солдатские караулы, возвращаются в родные края, подъезжают к взыгравшему по весне Араксу. Переходя вброд, кто пеший, кто конный, после снова собираются… И сверкает винтовка-айналы у Наби за спиной, и лезгинский кинжал на поясе, которым, бывало, приходилось и кишки выпускать врагу, и другие не с голыми руками. Кремневые ружья — на ремне, и тесаки, и те же кинжалы. И Хаджар — со всеми и как все, при оружии, и одежда мужская — не отличишь от удальцов-молодцов, она даже и покрепче, половчее иных сидит на белолобом гнедом. И как всегда и везде — Наби ее не упускает из виду, а Хаджар — его, друг друга оберегают от подлой пули, от удара в спину. Гачагу — то так и надо — в оба глядеть! Из ротозея гачага не получится, а получится — не надолго…
И вот едут они, вокруг посматривают, все примечают, что внизу, что наверху, что сбоку… Каждый камень, скалу, куст, птицу — не упустят из виду. По эту сторону Аракса — казачьи посты вдоль границы стоят, по другую — шахские сарбазы с иностранным оружием затаились у проходов, на заставах своих — и птица не пролетит через границу, разделившую-расколовшую единый народ надвое. Для отряда Наби — Хаджар нет разницы — что та, что эта сторона, везде вооруженный до зубов враг. А Аракс-река течет себе между берегами, и никакой страх ему нипочем. Вот он, разлился, взыграл- половодье, весна… Течет Араке — окровавленный, течет, омывая берега свои, несет с верховьев вырванные с корнем деревья, гонит караваны деревьев-скитальцев: распластанные чинары, простоволосые ивы, красноватый тамариск, и даже кряжистые дубы…
Как оцеплен каземат царскими стражами, так и Араке стерегут с обоих берегов. Здесь, в каземате, и ропот, и гнев, и погибель. И там, вдоль Аракса, смерть затаилась. И здесь со всех четырех сторон — глаза стражей, и там…
Здесь узники в цепях, там Араке в оковах, — частоколом штыков обнесен…
И как теперь — гачагам быть? Бежать с поля брани? Бросить оружие, прежде чем всех перебьют, и сдаться на милость стражей границы? Нет, никогда, вовеки гачаг не станет молить врага о пощаде!
Перебраться за кордон в чужой одежде, вырядиться пастухами, селянами и гнуть шею у порогов персидских или здешних господ, батрачить на них? Никогда! Что же остается? Биться за волю и долю! Пусть голодно, пусть холодно, но пусть будет воля: пройти через любые муки и беды, любой ценой-воля! И горе, если в воинство вольнолюбцев затешется иуда, горе, если хитрость и козни расстроят ряды! Пусть никакая всесильная десница впредь не обрушивается на сирые головы! Пусть свинцовые кулаки не смеют замахиваться на человека, жаждущего воли! Свобода, свобода! Долой холопство и рабство! Свобода! Такая, чтобы Араке не заковывали в цепи! Такая, чтобы на родине твоей не отнимали свободу твою! Свобода! Разве не ее жаждут и Наби, и Хаджар, и их боевая дружина, и сторонники их, тысячи, тьмы и тьмы, слагающие и поющие песни во славу их и честь, славящие Хаджар — Наби под звуки боевой мелодии — джанги Кёроглу?! Разве не за волю и сражались его отважные бунтари?! И вот она, свобода, заточенная, оцепленная — в каземате.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: