Эмэ Бээкман - Чертоцвет. Старые дети [Романы]

Несмотря на такие разговоры, Сабина сдалась и разрешила Ионасу ненадолго остаться в городе.

Тайная надежда продолжала теплиться в его сердце. Он должен был найти верблюдов и ради этого мог на некоторое время сесть на привязь в трактире Сабининого мужа. Чем дальше, тем чаще Ионас ловил себя на странной мысли: все люди вынуждены находиться на привязи у чего-то.

Ведь и у Сабины никогда не бывало лишней минуты, словно у нее на плечах лежала вся Росса, — за целый день она ни разу не могла присесть на стул и отдохнуть. Правда, вставать ей приходилось не так рано, как некогда на помещичьей хлебопекарне.

Утро начиналось с грохота, который доносился из тесной кухоньки. Сабина раскладывала по ведрам объедки, собранные прошлой ночью в трактире. На плите варился в котле картофель. В углу стоял мешок с мукой. Сабина — руки у самой красные от пара и воды — готовила свиньям болтушку. На заднем дворе, в сарае, в узеньких закутках жила дюжина хрюкающих от голода вислоухих.

Едва животные были накормлены, как трое ребятишек поднимались с постели. Надо было помыть, одеть и накормить детей. Муж Сабины возился в трактире. Поставив стулья на столы, он убирал со стойки вымытые еще ночью тарелки и рюмки и расставлял их на полках, собирал в корзины пустые бутылки и открывал застекленный шкаф, где в ряд стояли бутылки с водкой. Пересчитав их, он доставал из-под прилавка счетную книгу в черном переплете и, озабоченно хмуря брови, подсчитывал расход и приход.

Каждое утро он выносил из трактира во двор таз с осколками разбитых ночью тарелок и рюмок и со звоном швырял их в мусорный ящик.

Стук крышки мусорного ящика служил Сабине сигналом. Она разувалась, выливала на пол трактира ведро воды и принималась тереть пол щеткой на длинной палке. Затем она затыкала подол юбки за пояс и начинала собирать тряпкой грязную воду с пола.

Покамест жена мыла пол, муж возился на кухне. Подбросив в очаг дров, он ставил на огонь большой котел. Теперь Сабине надо было браться за стирку скатертей. Мало-помалу и Ионас нашел себе место во всеобщей сутолоке и спешке и включился в работу. Он веслом выуживал скатерти из котла и относил их во двор к колодцу. Налив воду в большое корыто, он прополаскивал их.

В это время муж Сабины стоял на крыльце и принимал товар. Рассыльные приносили трактирщику корзины с хлебом, мясом и прочей снедью.

Едва белье успевали развесить на веревке, как надо было начинать готовить зал трактира к вечеру. Стулья снова ставились на ножки, Сабина выгребала из очага тлеющие угли и принималась утюжить выстиранные накануне скатерти, чтобы расстелить их затем на поцарапанных поверхностях столов. Даже детям находилось занятие: старшая девочка брала с края стойки вазу и выбрасывала из нее увядшие цветы, а младшая наливала в вазу чистую воду. Затем они вместе шли за сарай, чтобы нарвать с грядки свежих цветов. И только маленький мальчик плелся за сестрами просто так. Семья трактирщика спешно, чтоб не путаться в ногах у Сабины, проглатывала обед — мясо с картошкой. Сама хозяйка уже хлопотала у плиты, готовя к вечеру жаркое получше.

Когда наступал вечер и в трактире становилось шумно, смертельно усталый Ионас валился на свой соломенный мешок. Он не слышал, как закрывали ставни и выпроваживали последнего посетителя.

Утром каждодневная свистопляска начиналась сызнова. Ионас только и делал, что носился между домом и двором с ведром в руках. Почему измученная Сабина должна была таскать свиньям ведра с пойлом? У Ионаса были ловкие руки — он носил в кухню воду, полоскал белье и развешивал его на веревке сушиться. Через несколько дней Ионас уже научился мыть пол в трактире.

Кто знает, что написала Сабина в Россу, — во всяком случае, на первых порах Ионаса не требовали Домой.

В свое время в Россе говорили, чем, мол, Сабине плохо живется в городе, есть трактир, и денежки знай себе текут. Деньги, кажется, и впрямь текли, так как трактир, к удивлению Ионаса, каждый вечер был полон народу. Только еще поселившись у Сабины, он иногда думал, ну кто в такой хороший теплый вечер захочет сидеть здесь, в душном помещении. Ближе к осени, когда небо затягивали низкие серые тучи и барабанил дождь, Ионас надеялся, что уж в такую погоду ни один пьянчуга не выйдет за порог своего дома. Не тут-то было, на следующее утро со всех столов снова снимались скатерти. Теперь Ионасу приходилось складывать выжатые скатерти в ведро и по нескольку раз лазать на чердак, чтобы развесить их под крышей.

Однажды вечером, ложась спать, Ионас услышал, как порывами ветра срывает с деревьев шуршащие листья. У него больно кольнуло в сердце. А как же верблюды?

Ионас натянул на голову одеяло и подавил всхлипывания. Листья покроют чертополох, на каждой колючке соберется желтый пласт. Где-то стоят верблюды, резкий ветер вздыбливает их спутавшуюся шерсть, мелкий дождь бьет в морды, вымывая из умных глаз благородное высокомерие; исчезают картины пустыни, постепенно первоначальный испуг сменяется всепоглощающим страхом.

Неужели вот так, самым обычным образом, умирают хорошие мечты и мысли?

За стеной галдели пьяницы, шум заглушал сопение детей Сабины. Из кухни просачивался запах жаркого — ну и поглощалось же этого мяса, словно люди до конца дня должны были наверстать все то, что недополучили за свою прежнюю жизнь.

Ионас откинул в сторону одеяло, закинул руки за голову и принялся думать, он думал и думал, пока в полной растерянности не погрузился в сон.

Где-то далеко, на горячем желтом песке, лежали верблюды, точно лошади на лугу, что с того, что на спинах у них был горб.

Утром Сабинин муж — на лице оживление, в глазах едва сдерживаемая радость — сказал: сейчас мы тронемся в путь!

Трактирщик словно догадался о тревожных мыслях Ионаса и сумел в нужный момент отвлечь его.

Ионас помогал мужу Сабины толкать тележку. Колеса стучали по булыжной мостовой, повозка подпрыгивала и скрипела на поворотах, как будто была живым существом. Ионас сжимал пальцами перекладину, ладони гудели.

Он и не предполагал, что город так велик. Они без конца кружили по узким кривым улочкам, и муж Сабины посоветовал ему запоминать дорогу. Ионас жадно озирался вокруг, по обеим сторонам стояли одинаковые низкие деревянные дома, точно такие, как и трактир. Ионас читал вывески, они зазывали в мастерские и в мелочные лавки, к швеям и портным.

Железные кресты кладбища были для Ионаса хорошей дорожной вехой.

Еще раз завернув за угол, Ионас ощутил новые запахи. Грохот железа, гудки пароходов, плотный поток крытых повозок говорили о близости гавани. У Ионаса расширились ноздри; весь горя от нетерпения, он начал с такой скоростью толкать тележку, что муж Сабины едва поспевал за ним.