Эмэ Бээкман - Чертоцвет. Старые дети [Романы]

Они опять кружили меж приземистых домов и будок, эти захламленные постройки ревниво скрывали то, что было за ними, — и тут он увидел море.

Ионас выпустил из рук тележку, вздохнул и почувствовал себя на миг счастливым.

Они спустились к рыбному причалу. Ионас тотчас бы оставил здесь тележку и побежал к берегу, но трактир держал его на привязи, и Ионас не хотел вести себя необдуманно, как мальчишка. Деловито плюнув на ладони, он помог мужу Сабины снять с тележки поклажу. Мясная туша шлепнулась на прилавок. Муж Сабины привязал к колышкам позади стола парусину, чтобы не задувал ветер. Вдвоем они подкатили поближе толстый чурбан, свесили через край стола свиную тушу, и вот уже острый топор вонзился в мясо. Муж Сабины с ловкостью мясника без конца кидал на прилавок и складывал в ряд ровно разрубленные куски свинины. Эти куски напомнили Ионасу те дни, когда в Россе варили гороховый суп, и он даже сам не понял, отчего у него вдруг запылали щеки.

Ионасу разрешили немного оглядеться здесь.

Как стрела, пущенная из лука, он метнулся к морю.

У мостков плотным рядом стояли широкие рыбацкие лодки. Здоровые мужики поднимали со дна лодок на мостки ящики с рыбой и несли их к лоткам. Там пронзительно перекрикивались торговки, каждая замотана в большой клетчатый платок, концы которого были связаны на спине узлом. Красные от холода руки женщин проворно сновали над столами, казалось, будто там летали общипанные догола птицы.

Настил на мостках прогибался под тяжестью топчущихся людей. Деревенские покупали салаку прямо с лодок. Ведро за ведром рыбу ссыпали в мешки и взваливали их на спину. На полусогнутых коленях, пошатываясь, покупатели несли свой груз на берег, где у коновязи их ждали лошади.

Ионас бродил меж снующих людей, сквозь шум доносились смех, громкие голоса, хвалившие товар; какой-то тощий мужчина обмотал вокруг шеи угря, как шарф. Щелкали, закрываясь и открываясь, железные пасти кошельков, кто-то торговался, сбивая цену; возле одной лодки звонко ударили по рукам, заключая сделку. Вокруг сновали перекупщики, их зоркий глаз выхватывал самый свежий товар. По приказу оптовых покупателей подручные подтаскивали к месту продажи пустые ушаты, рыба светлым водопадом текла в них; громко понукая, лошадей подводили поближе и ставили товар на повозки. У стены покосившегося сарая мужчины распивали пиво, поблизости от них, на якоре, сидел бородатый старик и растягивал мехи гармони. Соленый морской ветер обдувал щеки торговок рыбой, делая их пунцово-красными; время от времени они вытирали нос рукавом и, не теряя времени, снова зацепляли крючком безмена дужку ведра, чтобы взвесить отобранный покупателем товар.

Ионас остановился, его толкали со всех сторон.

Прямо из серого моря на берег выходили верблюды.

Задрав голову, южные животные смотрели на здешний народ и, высоко поднимая ноги, шагали через лотки, корзины, ящики, бочки, через чурбаны для рубки мяса.

Ионас кинул испуганный взгляд налево и направо. Неужели они действительно не видят на нем отметины? Не видят, что он один из тех несчастных, кто родился на свет с зерном тоски в сердце?

Галька хрустела под ногами верблюдов, подобно осколкам стекла.

Запекшаяся на прилавках кровь вызывала у Ионаса тошноту. Муж Сабины улыбался во весь рот и держал на вытянутой руке свиной окорок.

Ионас не знал, на чем остановить взгляд. Из груды мертвой рыбы на него таращились тысячи застывших глаз. На сером чертополохе топорщились иглы-плавники.

На освободившихся от груза лодках подняли паруса. Ветер трепал их, как будто на берег из трактира принесли полотняные скатерти и повесили сушиться.

Женщины потоком устремились в город, неся в руках корзины, на которых поблескивала чешуя.

С этого дня на заднем дворе трактира почти каждую ночь закалывали по свинье. Утром тушу везли на берег и по кускам сносили в рыбацкие лодки. К полудню свиная туша в облаке белых парусов исчезала за горизонтом.

Двух последних свиней зарезали в одну ночь.

— Теперь на какое-то время в доме будет покой, — радовалась Сабина. — Пока не начнем выращивать новых поросят.

Ионас, как всегда, помогал мужу Сабины толкать тележку. Осенние штормы прекратились, и рыбацкие лодки опять плотным рядом окружали причал. Товар шел хорошо. Муж Сабины переворачивал на лотке куски мяса, смеялся, заворачивал товар и щелкал железным зевом кошелька. Ионас ждал приказа, чтобы теперь уже одному отправиться к трактиру и привезти на тележке вторую тушу.

Вскоре лоток почти опустел, хотя торг еще продолжался. Для Ионаса настало время действовать.

Он пошел широким шагом, тележка дребезжала по булыжнику. Странно, но город за это время принял новое обличье, точно рынок оттуда, с берега, перекочевал и на улицы. Повсюду сновали люди, тут и там собирались группами, словно не слыша пронзительных фабричных гудков. Неужели вот так и выглядели волнения? О том, что идет какое-то брожение, постоянно говорили в трактире.

Еще недавно Ионас подумал бы, что народ вышел на улицы в надежде увидеть верблюдов.

Вокруг шныряли жандармы, на ремнях у них болтались палаши. Хотя шаг людей в мундирах был уверенным, они все-таки ходили группами.

Ионас припустился во весь дух. Нельзя было заставлять Сабининого мужа стоять за пустым лотком.

Сабина оказалась на улице перед домом и, несмотря на дневное время, закрывала окна ставнями. Она не смотрела на Ионаса, чтобы не выдать своего страха. Сабина мужественно схватила тушу за задние ноги, и вдвоем с Ионасом они взвалили ее на тележку. Ни единого наставления не дала Сабина мальчику. Ее тревога передалась и Ионасу, и ему очень захотелось услышать какое-нибудь напутствие. Сабина колебалась, она было уже собралась идти с ним, однако остановилась. Так Ионас и не понял — то ли размышляя, можно ли доверить ему товар, то ли боясь оставить детей дома одних.

Ионас поднатужился и быстро покатил тележку. Возле угла, где надо было свернуть, он так затормозил, что туша соскользнула по дну тележки вперед. Заросший дерном клочок земли между домами был запружен людьми. Толпа мужчин перелилась через тротуар, и на проезжей части дороги не стало места, чтобы проехать с тележкой. Ионас наудачу пошел прямо, чтобы в следующем переулке свернуть к берегу. Но и из этого ничего не вышло. Посреди дороги стояли жандармы и пронзительно свистели. Ионас испугался, он не понял, кому предназначались свистки. Может, он в чем-то провинился? А может, извозчик нарушил порядок, иначе почему он стегнул лошадь и поторопился отъехать? Что пряталось за поднятым верхом его дрожек?

На теле Ионаса выступил липкий пот.

Невероятно, но, обычно такие пустынные, эти улицы внезапно оказались заполненными людьми, и нигде нельзя было пробраться. Ионас не поддался страху, не возвращаться же назад. Сабина высмеет такого недотепу, а потом в Медной деревне годами будут говорить о трусости Ионаса. Очевидно, все-таки в центре города хоть какая-нибудь улица ведет в гавань.