Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. За огненным валом

И Алексей Петрович отбросил бесполезные попытки заглянуть в будущее. Уже хотя бы потому, что будущее тем и интересно, что его невозможно предугадать.

До Берлина в тот день Алексей Петрович так и не добрался, застряв в плотном окружении неподвижных танков и самоходок. Его водитель и нянька Чертков на несколько минут покинул машину и пропал из виду. Вернувшись, сообщил, что проехать дальше нет никакой возможности, что лучше всего оставаться на месте, заночевать в машине, потому что съезжать на обочину опасно: можно подорваться на мине.

Алексей Петрович все-таки выбрался из машины и сам отправился искать хоть какое-нибудь воинское начальство, которое командует этим потоком. Но командиры полков и батальонов посылали его вперед, а впереди были все те же командиры полков и батальонов, и ни одного командира дивизии, а тем более корпуса. Все эти колонны составляли вторые эшелоны, резервы и тылы корпусов и армий, авангарды которых дрались в пригородах Берлина. Черед этих резервов еще не наступил и неизвестно, когда наступит.

«Что ж, — сказал себе Алексей Петрович, возвращаясь к своей машине. — Подождем. Добро бы на свадьбу…»

— Товарищ полковник! — крикнул кто-то сверху, из «студера», набитого солдатами.

Алексей Петрович задрал голову и увидел широко улыбающегося старшину в расстегнутом ватнике.

— Вы меня? — спросил он у старшины.

— Вас, товарищ полковник! Не узнаете?

Что-то было в этом старшине знакомое, но где он его видел и когда, не вспоминалось: слишком много старшин и прочих прошло перед его глазами.

— Сорок первый, товарищ полковник… Помните, мы еще с вами и товарищем батальонным комиссаром Сайкиным…

— Шибилов? Боже мой! А я думал, вас убили…

Шибилов соскочил на землю, остановился в трех шагах от Задонова, прижав руки к бедрам.

Алексей Петрович шагнул к нему, обнял, расцеловал.

— Дорогой вы мой! А я-то думал, а вы, оказывается… Как же вам удалось? А Сайкин? Я тогда вернулся, когда затихло, никого, одни листы из вещмешка Сайкина!

— А Сайкина убили, товарищ полковник. Сперва они его взяли — я этого, правда, не видел, но слышал: били они его, а потом потащили, а потом слышу — стрельнули. И уехали. Я-то думал, увезли с собой, а потом смотрю: он лежит в овсах. А сидора его нету. Ну, я его оттащил к речке, закопал в канавке… Пошел вас искать, товарищ полковник…

— А я просидел в воде под берегом, — в свою очередь спешил поделиться прошлым Алексей Петрович, заново его переживая. — Все вылезать боялся. А потом, когда вылез, дошел только до поворота, дальше не рискнул. А вы-то куда потом делись?

— Так я прошел вдоль реки, куда вы побежали, — нету. Звал вас — не откликаетесь…

— Так это я ваш голос слышал потом, когда немцы уехали? — изумился Алексей Петрович. — То-то же мне показалось, что там будто разговаривают по-русски.

— А-а! — воскликнул Шибилов радостно. — Так это я шел и бормотал сам с собой: и куда, мол, подевался этот товарищ интендант. А вы, значит, подумали… Ха-ха-ха!

И Алексей Петрович тоже рассмеялся, приговаривая:

— У страха глаза велики… Ну а дальше, дальше-то что?

— Дальше — пристал к партизанам, потом наши пришли, опять армия. Вот едем в Берлин. И вы туда же?

— И я туда же.

По колонне прошла команда, солдаты полезли в кузова.

— Вы, Шибилов, вот что. Вы дайте-ка мне свои координаты. Я вас найду.

Шибилов, уже стоя на подножке машины, продиктовал номер полевой почты. Алексей Петрович записал в блокнот, помахал рукой вслед удаляющейся машине. Шибилов ему тоже, пока следующая машина не закрыла его от Задонова.

— Ну, дай тебе бог выжить, — пробормотал Алексей Петрович, все еще оставаясь во власти прошлого.

Пошел дождь. Мелкий, почти осенний. Даль затянуло туманом, звуки работающей адской машины как бы приблизились и стали еще отчетливей. Под этот гул и рокот, под монотонный шум дождя по крыше машины Алексей Петрович с час записывал в тетрадь впечатления о минувших днях, затем плотно поужинал гречневой кашей с тушенкой, выпив при этом стакан водки, и заснул сном праведника. В конце концов, за ночь Берлин не возьмут, а как берут города, он повидал уже немало. В том числе и взятие Будапешта. И не только с наблюдательного пункта командующего армией, но и с полкового и даже батальонного. А больше в городе домов или меньше, это уже детали. Берлин отличает от других городов и столиц лишь одна особенность, и заключается она в том, что Берлин есть Берлин, что именно здесь будет поставлена последняя точка в этой войне, которая многоголовой гидрой выползла отсюда и теперь, с отрубленными конечностями и почти всеми головами, все еще огрызается в предсмертной агонии, бессильно лязгая переломанными зубами.

Засыпая, Алексей Петрович подумал, что гидра и машина как-то между собой не стыкуются, но мысленно махнул на это рукой: сейчас не стыкуются, состыкуются когда-нибудь потом.

— Ду-ду-ду-ду-ду! Ах-ах-ах-ах-ах! Выу-выу-выу!

Маршал Жуков встряхнул головой. Непрекращающийся ни днем, ни ночью и вроде бы привычный грохот артиллерии и бомбежек снова прояснился и завладел сознанием, хотя штаб фронта располагался на значительном расстоянии от германской столицы.

Жуков встал из-за большого стола, потянулся, расправляя плечи. Стол был под стать кабинету — просторному, в несколько высоких стрельчатых окон. Привыкший к тесным размерам в основном крестьянских изб, где особенно не разбежишься, Жуков чувствовал себя в этом кабинете не слишком уютно. Но в старом замке других помещений не было. Если не считать помещений для прислуги. Так ему, по крайней мере, объяснили. Ладно, не навечно. Зато на этом столе можно раскладывать карты любого размера. Всякий недостаток имеет свои преимущества. Или, в данном случае, наоборот: всякое преимущество…

Покинув кабинет, Жуков вышел в длинный коридор, свернул и очутился в огромном зале, с лепными сводчатыми потолками и множеством окон: здесь был размещен макет города Берлина — со всеми улицами, площадями, крупными зданиями и парками.

Офицеры из оперативного отдела штаба фронта молча сновали вокруг макета, установленного на небольшом возвышении. Заглядывая в свои карты и записи, они передвигали на макете миниатюрные танки и фигурки пехотинцев по мере продвижения частей фронта к центру Берлина. Жуков следил за этими передвижениями, иногда бросал короткие замечания, из которых следовало, что необходимо кого-то из командующих армиями подстегнуть, заставить идти вперед быстрее, чтобы не отставать от соседей и не оголять их фланги. Офицер, отвечающий за свой сектор, выслушав маршала, стремительно покидал зал, записывая что-то на ходу в рабочий блокнот.

В дверях показался начальник штаба генерал Малинин, полный, широкий, невысокого роста, решительно прошел к макету, глянул на Жукова.