Вриндаванлал Варма - Мриганаяни

И ещё Ман Сингх объявил:

— Отныне город и крепость Нарвар я жалую в джагир гуджару Атал Сингху. За начальником города и комендантом крепости сохраняются прежние права и обязанности. Городское управление остаётся неизменным. Но в документах, которые должны подписываться джагидаром, следует ставить имя Атал Сингха. Сам же Атал Сингх будет жить со мной в Гвалиоре.

Мриганаяни встретила Лакхи так радостно и с такой любовью, что та сразу же забыла про все печали, выпавшие на её долю.

Увидев Калу, Лакхи испытала скорее досаду, чем удивление.

Оставшись наедине с Аталом, она сказала:

— Смотри не перепутай нас, как тогда, на празднестве, когда ты впервые увидел Калу!

— Ну, что ты, Лакхи, — засмеялся Атал.

Первое время сходство Лакхи и Калы приводило Мриганаяни в восторг. Она шумно радовалась, а вместе с нею смеялись Кала, Лакхи и Атал.

Прибыв в Мэнди, Гияс-уд-дин повелел изгнать натов из Мальвы, а евнуха Матру выпороть. Своему же летописцу он приказал сделать следующую запись: «Султан Гияс-уд-дин Хилджи, нанеся поражение Ман Сингху Томару в битве при Нарваре, отбросил его к Гвалиору и с победой вернулся в Мэнди».

Матру молча снёс удары плетью. Когда гнев султана несколько поостыл, слуге вновь было дозволено явиться перед высокой особой своего хозяина. И Матру по-прежнему забавлял султана. Гияс-уд-дину и в голову не могло прийти, что евнух тайно встречается с его сыном Насир-уд-дином.

Однажды во время очередного ночного визита к Насир-уд-дину Матру произнёс с тяжёлым вздохом:

— Даже представить трудно, сколько прекрасных пери вздыхают и тоскуют по господину! Но они не знают, как увидеться с ним!

— Милый Матру, если бы ты знал, как надоели мне маулви. Ни днём, ни ночью эти негодяи не дают мне покоя, они следят за каждым моим шагом. Даже за тобой послать мне стоило больших трудов.

— Эти муллы, маулви и кази недовольны самим повелителем, вашим отцом.

— Перебить бы их всех!

— Господин верно изволил заметить. Но, к сожалению, это невозможно: простые воины, можно сказать, смотрят в рот нашему духовенству.

— Так что же делать? Как быть? Отец вот уже тридцать лет правит султанатом, и всё это время ему приходится задабривать мулл.

— Каждому, кто хочет основать или хотя бы сохранить султанат в Хиндустане, прежде всего нужно снискать расположение мулл. А повелитель всегда груб с ними.

Насир-уд-дин тяжело вздохнул.

— Я тоже был бы с ними груб, но приходится терпеть.

— А чем провинились перед вами бедные муллы? Ведь они действуют по приказу вашего отца.

— Но мне надоело это! Нет больше сил терпеть.

Матру ещё ниже склонил голову.

— Повелитель, что может сказать вам раб ваш? Лишь то, что говорят люди: «За пасмурными днями всегда приходят ясные».

Матру быстро взглянул на Насир-уд-дина. Лицо шахзадэ пылало от возбуждения.

Евнух пал ниц и, касаясь лбом пола, произнёс смиренно:

— Повелитель, недаром говорится: «Кто с умом, тому и судьба нипочём».

Насир-уд-дин задумался.

— Поднимись, Матру. Ты добрый человек, — наконец произнёс он и, когда Матру сел, сказал: — Я читал притчу об уме и судьбе. Но что толку? Голова пухнет от всех этих изречений и премудростей.

— К чему премудрости, повелитель? Не лучше ли обратиться к примерам из истории? В них много поучительного. Взять хотя бы султанаты Дели и Гуджерат или государство Бахманидов.

— Я почти ничего не знаю об этом. Расскажи, я послушаю.

— Повелитель, простите раба своего! Пусть у него язык отвалится, если он скажет что не так!

— Говори, не бойся. Я слушаю тебя.

— Повелителю, наверное, известно о первом султане Гуджерата Музаффар-шахе?

— Слышать — слышал, читать — не читал. Музаффар-шаха отравил внук его Ахмад-шах.

— Приблизительно то же слышал и раб. А знает ли повелитель о делийском падишахе Джауна-хане Мухаммеде Туглаке?

— О нём тоже ходят подобные слухи [176] Джауна-хан, занимавший делийский престол с 1325 по 1351 год под именем Мухаммеда Туглака, построил специальную беседку для встречи своего отца султана Гияс-уд-дина Туглака (1320–1325), вернувшегося с победой из Бенгалии. Когда Гияс-уд-дин вошел в беседку, слоны обрушили ее, и султан погиб .

— Но летопись часто лжёт. Известно это господину?

Насир-уд-дин приподнялся на локте и сел.

— В таком случае всё, чему учили меня муллы, не более как выдумки?

Матру молчал.

Тогда Насир-уд-дин спросил его:

— А где те пери, о которых ты говорил? Как увидеться с ними?

— Повелитель, для этого нужно владеть золотом и властью. И тогда у вас будет столько пери, сколько вы пожелаете, одна прекраснее другой. У нас с столице немало красавиц, а ведь Мэнди — лишь один из городов султаната. Живут пери и в других местах. Но только золото, серебро и драгоценные камни приведут их к ногам господина.

— Могу я рассчитывать на тебя?

— Повелитель, раб готов служить вам душой и телом!

— Помни, если тайна раскроется, тебя скормят собакам. Правда, и мне не сладко придётся, но убить меня не убьют.

— Сердце сжимается от боли, как подумаю, сколько страданий выпало на вашу долю!

Матру заплакал. Насир-уд-дин начал успокаивать его:

— Не плачь. И нам улыбнётся счастье, Матру… С тех нор как отец вернулся с победой из Нарвара, пиршество следует за пиршеством. Вот и я буду веселиться.

— Повелитель, отец ваш, конечно, вернулся с победой, но в Нарвар ему так и не удалось войти.

— Я знаю. Одержал верх Ман Сингх. Отец же победил лишь в записях летописца. И пери, о которой он мечтал, не досталась ему. Но он не скучает. Меня же лишают всех радостен жизни. Я поклялся, что как только стану султаном…

Матру искоса поглядывал на султана.

— Сколько дней в пакхваре [177] Индийский месяц делится на две половины — пакхвары , Матру? — помолчав немного, спросил шахзадэ.

— Иногда четырнадцать, иногда пятнадцать, повелитель, — с недоумением ответил евнух.

— В моей пакхваре будет пятнадцать и на каждый день но тысяче пери. Я не успокоюсь, пока не наберу в свой гарем пятнадцать тысяч красавиц. Я поклялся превратить Мэнди в дивный перистан. Ну, что скажешь?

— На всё воля повелителя. Но прежде надо сесть на трон Мальвы. Тогда не будет ничего невозможного.

— А ты поможешь мне?

— Я ведь уже сказал, что раб видит счастье своё в служении вам.

Насир-уд-дин сжал кулак.

— Править тридцать лет — слишком долго для одного человека! Меня зовёт трон, а родителя — рай. Я решил.

Матру едва скрыл охватившую его радость.

— Но, повелитель, — сказал он, — надо действовать очень осторожно. И помните: ни в коем случае нельзя сердить мулл.

— Не буду. Муллы тоже, наверное, ждут не дождутся, когда отец покинет этот мир. Я во всём стану слушаться их, но трон будет принадлежать мне.