Джеймс Пайк - В индейских прериях и тылах мятежников [Воспоминания техасского рейнджера и разведчика]

— Теперь, — сказал один из них, — вы можете пойти в таверну и снять комнату на ночь.

Я поблагодарил их за их любезную заботу о моем благополучии и уже собрался идти в таверну, как из стоящей поодаль небольшой группы из трех или четырех человек, вышел крепкого сложения мужчина, который сказал мне:

— Я думаю, что вам, молодой человек, лучше пойти со мной, вы переночуете у меня.

Затем он пошел впереди, и я последовал за ним — он привел меня в свой дом, накормил меня сытным и вкусным ужином, после чего я сразу же лег спать. Все это время я беспрестанно ломал себе голову — что такого интересного он во мне нашел. Уже после того, как я устроился в своей постели, меня посетил Ривз и адвокат, который сказал, что его попросили поговорить со мной о Кэлвине Ривзе, о том, чем он занимался в Техасе, и только после того, как я еще раз рассказал им о том, как я с ним познакомился и о том, в каких делах вместе с ним я участвовал, я обнаружил, что они сравнивали мои сведения со своими.

— Почему, — спросил я, — вы до сих пор не встретились с ним? Он же уехал из Техаса и отправился домой.

— О, конечно, — отвечали они, — он был дома, но теперь он сражается с янки.

Они распрощались со мной около полуночи, после нескольких бесед и на другие темы. Большая часть времени была посвящена политике, и я попросил у них прощения за свое невежество во многих других вопросах, сказав им, что я только что прибыл с равнин, и о многом просто не знал, поскольку просто отстал от хода событий, при этом очень стараясь казаться настоящим мятежником, чтобы они доверяли мне, но и не усердствовать слишком, чтобы таким образом вызвать у них подозрения.

После их ухода, я тешил себя мыслью, что на этом мои контакты с ними прекращены, все удовлетворены и мне не о чем беспокоиться. Утром я пришел к завтраку и застал своего хозяина одетым для путешествия. Затем он начал разговор такой ремаркой:

— Меня зовут Джон Д. Стэнли, я шериф этого графства, и я еду с вами до Ла-Грейнджа. Дилижанс ждет нас.

Он добавил, что в Ла-Грейндже убили человека, и он намерен поехать туда, чтобы побольше разузнать об этом. Мы уселись рядом — во время поездки он продолжал меня допрашивать, но с толку сбить ему меня не удалось. Он, тем не менее, доехал со мной только до Варшавы, затем вернулся в Саммервилл, а я сел на идущий в Нэшвилл поезд. Его рассказ об убийстве был, без сомнения, чистой выдумкой, иначе он доехал бы со мной до самого Ла-Грейнджа.

Нэшвилл был единственным свободным от солдат местом из всех, в которых я до сих пор побывал, там я виде намного меньше зла, чем в других местах.

В Нэшвилле я встретился со своим отцом — я попросил его встретиться со мной именно там. Он рисковал быть задержанным и посаженным в тюрьму, но, к счастью, за него поручился губернатор Кентукки Магоффин. Как сказал «король» Ишам Г. Харрис: «Полковник П., это значительно лучше того пропуска, который я мог бы дать вам», и я поверил ему, поскольку в то время имя губернатора Магоффина позволяло любому человеку свободно перейти в другую часть страны, а имя Харриса — нет.

Затем мы прибыли в Портсмут, штат Огайо, где мой отец тогда издавал газету, и читатель может представить себе как я был счастлив снова встретиться с моей матерью и сестрой в стране свободы, хотя радость моя была омрачена тем, что мой младший брат находился при смерти. Спустя три недели после моего возвращения, он, исполненный надежды на вечную жизнь, покинул этот мир как истинный христианин.

Сразу же по прибытии домой я сразу же собирался записаться в федеральную армию, стать под старый, усыпанный звездами флаг, но отложил решение этого вопроса из-за болезни моего брата, но спустя несколько дней после его смерти я отправился в Портсмут, чтобы присоединиться к личной гвардии Фремонта, но в конечном итоге оказался в 4-м кавалерийском полку штата Огайо, коим командовал полковник Джон Кеннетт. К присяге я был приведен лейтенантом С. К. Уильямсом, а потом еще раз — при зачислении в 4-й кавалерийский — капитаном О. П. Роби, из роты «А», в Цинциннати, а 16-го сентября 1861-го года оказался в Кэмп-Гарли, обучаясь тонкостям искусства верховой езды под руководством сержанта Чарльза Д. Генри, из роты «А».

Мы оседлали лошадей буквально сразу же после того, как я приехал в лагерь, и после нескольких недель занятий по тактике и обычных в таком деле лихих солдатских рейдов по ближайшим окрестностям мы перешли Кэмп-Деннисон, а 20-го ноября мы, наконец, приступили к настоящей службе. В Кэмп-Деннисоне мы побыли до конца зимы и первых дней весны, затем нам приказали двигаться в Кентукки. Бездеятельная лагерная жизнь очень утомила меня, я с восторгом встретил этот приказ, равно, как и другие парни, которые, как и я, были такими же по жизни непоседами.

Я не помню, когда мы покинули Огайо, но сперва мы отправились в Луисвилл, в Кэмп-Кеннет, что недалеко от Джефферсонвилля, а чуть позже вышли на топкие и грязные берега речушки Бэкон-Крик. Эта славная своей историей речка получила свое название в память о делах, происходивших тут, когда к ней пришли первые охотники — многие из них, расположившись на ее берегах, коптили медвежье мясо. Об этом я узнал от «самого старого жителя», а, учитывая тогдашние житейские обстоятельства и обычаи первопроходцев, я не сомневаюсь в правдивости его слов.

В то время нами командовал генерала О. М. Митчелл, и, вряд ли мне стоит здесь упоминать о том, что подчиненные такого энергичного командира, никогда не сидят сложа руки. Мы тщательно изучили всю окружавшую нас местность, но с врагом, желавшим дать нам бой, не встречались ни разу, а значит, в Кентукки у нас не состоялось ни одной битвы. Будучи в рейде вдоль Грин-Ривер, все мы все очень страдали от холода и отсутствия какого-либо укрытия, но мятежники не желали связываться с нами и уходили — возможно, они поступали совершенно правильно.

От Бэкон-Крик мы пошли к Боулинг-Грин, генерал Митчелл, со свойственной ему стремительностью, очень спешил, чтобы не отставать от убегающего врага, и благодаря его энергии, а также прекрасной организации армии, те препятствия, что с таким трудом возвели на дорогах мятежники, никак не могли помешать его движению. В его распоряжении имелся полк, состоявший из пионеров Мичигана — лучших рабочих, которых я когда-либо видел, — они — с невероятной скоростью — очистили его путь к успеху.

Армия шла к Боулинг-Грин, в то же время мой небольшой отряд занимался разведкой берегов Грин-Ривер — капитан Роби и я галопом проскакали от Мамфордсвилля до Боулинг-Грин — полных 34 мили. Примерно в миле от Мамфордсвилля у железной дороги мы нашли труп юного солдата из старого полка генерала Силла, он умер в ближайшей к тому месту госпитале, а потом госпитальный распорядитель поручил троим другим больным доставить тело в Мамфордсвилль, но по дороге они скончались. Шедший в том направлении поезд, отказался взять их тела, и пока я присматривал за ними, он вернулся, а после того, как он остановился, я поговорил с кондуктором — тот наотрез отказался взять тела, заявив, что с него и живых достаточно. Я рассердился и вытащил свой револьвер, который очень убедил его в моей решимости, после чего он помог погрузить трупы в вагон. Тем не менее, он угрожал пожаловаться на меня за то, что он остановил поезд, но тут подоспел капитан Роби и парень счел за лучшее заткнуться. Полагаю, он доставил тела в Мамфордсвилль, хотя он был вполне способен и выкинуть их по дороге. Юноша был еще совсем мальчиком — лет 16-ти, и, глядя на него, а также на измученные лица других солдат, не выдержало бы даже самое каменное сердце.