Джеймс Пайк - В индейских прериях и тылах мятежников [Воспоминания техасского рейнджера и разведчика]

Затем, обретя уютное укрытие у ограды, я очень приятно провел время, наблюдая за мятежниками до тех пор, пока не прибыла пехота, и они, оседлав своих лошадей, уехали. Даже тогда они могли бы уничтожить обоз, если бы они знали истинное положение дел, но время от времени я стрелял и вопил, и я полагаю, что они думали, что я там был не один.

На второй день я был с бригадой Лайтла, до самой смерти генерала. Он отправил меня далеко вперед перед своими стрелками, чтобы увидев противника, я предупредил его. Я заметил прятавшегося в кустах офицера армии мятежников — кусты хорошо скрывали его от наших стрелков — но я находился рядом с ним и, конечно, прекрасно видя его, в полной мере воспользовался этим обстоятельством. Я стрелял в него три раза, настолько быстро, насколько мне позволяла моя винтовка Спенсера — третья моя пуля настигла его, а его лошадь поскакала в лес, туда, где находились другие их кавалеристы. Я бежал по лесу, прячась то за одним деревом, то за другим, от одного укрытия до другого, пока не увидел цепь вражеских стрелков, которая шла в нашу сторону — медленно и очень осторожно. Я немедленно отправился назад, чтобы доложить об этом генералу Лайтлу. Свою информацию я передал одному из штабных офицеров — он в тот момент собирался к генералу и обещал мне оповестить его. Затем я занял свое место среди стрелков, и, когда появились стрелки мятежников, мы дали по ним такой славный залп, что им пришлось отойти назад, ну а нам приказали вернуться к нашим укреплениям.

Только мы повернулись к ним спиной, как они тотчас окатили нас целым шквалом пуль, полковник заставил своих людей стать на четвереньки и, без сомнения, благодаря такому маневру спас жизни очень многих из них.

По какой-то причине после второго залпа первая линия наших брустверов была оставлена, и после того, как мы заняли свои места у второй, я уселся под большим каштаном — его крона была сильно повреждена бурей — а рядом со мной находилась моя кобыла, которую я привязал к этому дереву несколько раньше. Мятежники начали отступление, а я, чувствуя себя в полной безопасности, осмотрел свои боеприпасы. Разложив их на земле и пересчитав, я обнаружил, что у меня осталось всего 33 патрона.

Когда мятежники подошли к нам на 80 ярдов, я открыл огонь, наши люди так навалились на них, что одно время казалось, что они вот-вот дрогнут и обратятся в бегство. Что касается меня, я целился в их поясные пряжки, и еще до того, как им удалось потеснить нас, я расстрелял все свои патроны — кроме двух — и я тотчас решил перезарядить свое оружие. Мимо меня пробегал солдат, схватив его за ногу и не видя его лица, я попросил у него шомпол. Он швырнул его прямо мне в лицо, что ненадолго ошеломило меня и заставило поднять голову — и тогда я увидел, что наша армия, в полном беспорядке бежит с занимаемого ею холма. Я выбил из ружья пустую гильзу, а мятежники уже захватывали пленников, и их же ружьями, словно дубинками, просто били тех, кто мог еще оказать им сопротивление. Я поспешно выпустил две последние пули прямо в лица приблизившихся мятежников, и уже поднял свое ружье, чтобы сломать его о дерево, но тут мне вдруг вновь вспомнилась тюрьма, и во имя спасения своей жизни, я решил бежать. Вначале я бежал вниз с холма, и это было здорово. Мне казалось, что воздух просто пропитан летящими пулями. Я слышал их свист и рядом с собой, и над головой, как они бьются о землю как позади, так и впереди меня. А потом я видел, как падают мои товарищи, и еще очень многие другие, и я прекрасно понимал, что смерть охотится и на меня тоже.

Это была ужасная гонка, но я остался жив, хотя последствия этого чрезмерного напряжения я все еще ощущаю — грудь иногда болит, и мне кажется именно в те минуты, когда я вспоминаю о том, почти чудесном моем спасении.

Поскольку еще в Чаттануге я отдал свою винтовку капитану Рокуэллу, из 15-го Пенсильванского кавалерийского, битву я продолжал с винтовкой Спрингфилда, хотя и стрелял из нее всего лишь пять раз. А в начале этого сражения славной смертью пал генерал Лайтл — в его теле засели три пули, а с его сабли стекала кровь врага. Увидев, как гибнет его благородная бригада, он выхватил саблю и бросился на врага, — но лишь для того, чтобы отдать свою жизнь, самое драгоценное, что он имел, ради свободы, и умер он, как и жил — за свою страну.

На этом закончились мои приключения в этой ужасной и кровопролитной битве, — в которой наши люди проявили самые лучшие свои бойцовские качества, и которые, в конце концов, отвоевали для нас эту землю — хотя и поистине чудовищной ценой.

Я навсегда запомнил гордые и непреклонные лица тех, кого я видел на брустверах Чаттануги. Они пошли на мятежников, достигли вершины Миссион-Ридж, а потом, развернувшись в полные боевые порядки, они, издавая победные кличи, продвигались вперед, и их крики радостно подхватывали все наши люди — такие же дерзкие и гордые, как и они. Вскоре открылись мятежники — их ружья и пушки простреливали каждый фут земли, но наша артиллерия точно и аккуратно ответила им. Они решили не сражаться с нами, а подождать, когда мы сами, измученные голодом, предложим им капитуляцию через голод — но их надежды оказались обманчивым фантомом, в чем они скоро и убедились.

Я был в Чаттануге, когда генерал Крук пригласил меня поехать вместе с ним в Теннесси, поскольку ходили слухи, что Уилер попытается со своим кавалерийским отрядом проникнуть в наш тыл. Такое намерение противника очень озаботило каждого патриота, поскольку если бы линии снабжения нашей армии были хоть раз нарушены, или даже совсем перекрыты на 3 или 4 дня, доблестной Камберлендской армии пришлось бы сдаться. Не менее печальная участь постигла бы и Чаттанугу, поскольку существовал только один путь, с помощью которого она могла пополнять свои склады боеприпасов и других необходимых материалов, чтобы до прибытия подкреплений успешно выдержать осаду.

23-го и 24-го сентября генерал Крук со своей 2-й кавалерийской дивизией выступил к Вашингтону, штат Теннесси, чтобы, если получится, прекратить или, хотя бы, задержать рейдеров. Идя по Смитс-Кросс-Роуд, генерал поставил свои пикеты у каждого брода — на несколько миль, как выше, так и ниже по течению реки, но в Коттон-Порт враг, применив пушки, не позволил нашим людям выйти на берег, а сам занялся переправой. Не имея достаточных сил, генерал не мог в этом месте сразиться с Уилером, но, со всей возможной быстротой, собрав все свои разбросанные по разным местам отряды, он был готов атаковать Уилера с тыла. Бой у брода был недолгим и жарким, но оказавшись на северном берегу реки, Уилер двинулся маршем по долине прямо в горы, а генерал Крук быстро преследовал его. Сразиться со всей армией Уилера в открытом бою он не мог, но всякий раз приближаясь к его арьергарду, имел возможность бить его прямо во время рейда.