Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

— Мы… пока много не будем, — сказал Кравчук. — А опосля — отметим!

Они чокнулись.

— Зачем ты Бурбулиса держишь? — осторожно начал разговор Леонид Макарович.

— А шта… по Бурбулису? — не понял Ельцин.

Он был бледен. Ельцин плохо себя чувствовал и почти не спал сегодня: опять ноет сердце, но он никому не говорил, не жаловался — боялся, врачи опять, как было только что, в октябре, уложат его в постель.

— Гиена в сиропе, твой Бурбулис… — махнул рукой Кравчук. — Как яблоко, по любому поводу падает к твоим ногам…

— Он противный… — согласился Ельцин и отвернулся от Кравчука. Было понятно, что говорить сейчас не о чем.

— Ну и чего ж?.. Может, пойдем? — настаивал Кравчук.

— Куда? — не понял Ельцин.

— Так подпишем уже…

— Подпишем… Сейчас пойдем.

Ельцин встал и тут же опустился обратно в кресло.

Ноги не пошли. Одеревенели.

— Пойдем, Борис…

— С-час пойдем…

И Ельцин опять отвернулся к окну.

— Ты, Борис, как сумасшедший трамвай, — взорвался Кравчук. — Што ты нервничаешь, ты ж Президент! Сам робеешь, ну и от тебя всем робко… — Нельзя ж так, ответственный момент. Распишемся — и сразу легче будет!

Ельцин смотрел куда-то в окно, а там, за окном, вдруг поднялась снежная пыль, с елки, видно, свалился сугроб.

— Надо Бушу, понимашь… позвонить, — наконец выдавил он из себя. — Пусть одобрит решение. Нам с ними жить… потом.

— С кем? — поднял голову Шушкевич.

— С американцами.

— А, с американцами…

Часы показывали девять тридцать утра.

— Ну что, это… мысль, — вдруг согласился Кравчук. — Правильно, пусть одобрит. Позвоним!

И опять за окном что-то свалилось, — может, ком снега с крыши?

— Зачем звонить?.. — не понимал Шушкевич.

— Разрешение треба, — пояснил Кравчук.

Погода хмурилась! На лес опускались свинцовые тучи, поэтому комната, где находились руководители трех пока еще… советских республик, напоминала сейчас гроб: потолок был декорирован грубым красным деревом с крутыми откосами под крышей.

Когда-нибудь здесь сорганизуют музей, — засуетился Шушкевич. — Как в Ялте, да? Трехстороняя встреча. И отсюда пойдет новая жизнь в Европе…

— Ну, шта… позвоним? — Ельцин поднял голову и пристально посмотрел на Кравчука. — А?

Шушкевича, похоже, он в расчет не принимал.

— Сейчас десять, там… значит… — Кравчук нахмурил лоб.

— Разница восемь часов, — сказал Ельцин. — Не надо спорить.

— Плюс или минус? — уточнил Шушкевич.

— Это — к Козыреву… — отмахнулся Ельцин. — Он знает, потому что специалист.

Шушкевич выглянул в коридор:

— Козырев здесь? Президент вызывает.

За дверью топтались все члены российской делегации.

— Слушаю, Борис Николаевич, — Козырев наклонил голову и вышел вперед.

— Немедленно позвоните в США, — Ельцин, кажется, обретал уверенность. — И… найдите мне Буша, — быстро! Я сам… буду с ним говорить.

— В Вашингтоне два часа ночи, Борис Николаевич.

— Так разбудим, понимашь…

— Не-не, наседать не надо… — испугался Кравчук.

— Правильно, — поддержал Шушкевич. — Америка все-таки. Спросонья человек… Сбрехнет что-нибудь не то… Или пошлет нас.

— Товарищ Каддафи, Борис Николаевич, в Ливии… однажды лично расстрелял свою охранницу из отряда «девственниц революции», которая сдуру его разбудила, — напомнил Козырев. — Прямо у кровати. А капельки крови велел лаком покрыть, не стирать, чтобы охрана знала: будить лидера революции нельзя!

— Да? — Ельцин выжидающе смотрел на Кравчука.

— Ага, — сказал Кравчук. — Переждем. Пообедаем пока.

— Отменяем! — махнул рукой Ельцин. — Вы свободны. Пусть поспит.

Козырев вышел также тихо, как и вошел. Все сидели как на иголках, но в этом признаваться не хотелось.

— Может, в домино? Как? — предложил Шушкевич.

— Состояние такое… будто внутри у меня… все в дерьме, — тихо начал Ельцин. — Понимашь, Леонид? Душа в дерьме… и все остальное. Никакой радости. Хотя… — помедлил Ельцин, — объявим новый строй, воспрянут люди. Ж-жизнь наладится. Кость, понимашь, мы имеем. Хорошую кость, — Ельцин что-то показывал руками. — Основу. Шампур. Остается наколоть мясо.

Шушкевич соглашался, кивал головой, но все время молчал, будто нет его здесь.

— Нельзя ничего упустить… — продолжал Ельцин. — И хватит этих «СС», понимашь: СССР, КПСС… Лучше — Содружество Независимых Государств. СНГ! Вот…

Шушкевич покачал головой:

— Не. Буква «г» нехорошо. «Г» это «г». Надо без «г». А то ж все прицепятся и насуют нам потом…

— Горбачев тоже с «г» начинается, — возразил Кравчук, но замолчал, потому что Ельцин сидел с каменными глазами.

Тишина была какой-то звенящей. Такое ощущение, что с каждой минутой воздух сгущался.

Шушкевич пожалел, что напомнил о «г», и решил хоть как-то разрядить обстановку:

— Любопытно, какой станет независимая Россия… — тихо начал он, удобно устроившись у окна.

— Коммунистов не будет, — оживился Ельцин. — Обеш-щаю.

— А комсомол, Борис Николаевич?.. — Шушкевич не знал, что бы ему такое спросить.

— Ну-у… — в голосе Ельцина скрипнуло удивление. — А шта… плохого, комсомол? Но иначе, я считаю, назовем… ш-шоб аллергии не было. Как, Леонид?

— А я почем знаю? — отмахнулся Кравчук.

— Тогда Ленина нашего… куда? — вдруг тихо спросил Шушкевич. — Идеологию — понятно… а Ленина? Нельзя ж — и сразу! В «г»! Неловко как-то. Некрасиво! — поправился он.

— Зачем… сразу? — не понял Кравчук.

— Я Ленина не от-дам, — твердо выговорил Ельцин. — Кто пойдет на Ленина… тот, понимашь, от меня получит! Я Ленина два раза читал. Все тома до единого. Два раза! А «Две тактики социал-демократии» зак-конспектировал, — Ельцин поднял указательный палец. — Ш-шоб ничего не упустить!

— Что ж тогда у вас Дзержинского сбросили? — удивился Кравчук. — Хорошая площадь такая… «Детский мир», и он, красавец. Штык революции.

— Ты, Леонид, не понимаешь… понимашь! Это была уступка. Населению.

Кравчук вздохнул:

— И часто, Борис, ты будешь уступать?

— Я?

— Ты.

— Ни-ког-да! — Ельцин ладонью резанул по воздуху.

— Что же тогда демократия? — сощурился Кравчук. Все-таки в нем за версту был виден бывший идеологический работник.

— А это когда мы врагов уничтожаем, но не сажаем… — объяснил Ельцин и опять поднял указательный палец. — Хотя кое-кого и надо бы, конечно…

Советский Союз все еще был Советским Союзом, Президент Горбачев все еще был Президентом… только потому, что Президент Соединенных Штатов Джордж Буш — спал.

После обеда Ельцин ушел отдыхать, а Кравчук и Шушкевич отправились на прогулку. Ветер был невыносимый, но Кравчук сказал, что он гуляет в любую погоду.

— А если Буш нас пошлет? — тихо-тихо начал Шушкевич. — А, Леонид? Скажет, что Горбачева они не отдают и — баста!