Акакий Белиашвили - Бесики

Когда Бесики вошёл, Тато вскочил ему навстречу и указал на скамью, покрытую буркой, — для почётного гостя, а затем вернулся к своему занятию. Мгелика поднялся по проделанной внутри стены узкой каменной лестнице в верхний этаж, чтобы позвать начальника крепости и его подчинённых.

Комната была освещена лишь пылающим очагом. Неоштукатуренные стены были сложены из речного булыжника. Каждый ряд, или венец, был выложен из камней одного размера и одинаковой формы так, что вся стена напоминала пёстрый шерстяной носок.

Вскоре пришли и воины замковой стражи. Они поздоровались с Бесики и тут же деловито засуетились. Один принёс низенький стол, другой — треногие скамеечки и длинную скамью, третий — лоток со свежевыпеченными плоскими хлебами. Начальник крепости внёс большое сито с форелью. Тато достал объёмистый бурдюк, который он положил к себе на колени, как ребёнка. Стол, который поставили перед Бесики, застлали тонкими, как холст, хлебами-лавашами, на которых кучками разложили рыбу.

Тато перекрестился, прочёл молитву и обратился к Бесики:

— Дорогой гость, не скучай за нашим столом, кушай и пей в своё удовольствие!

Гости принялись за еду. Некоторое время за столом царила полная тишина. Лишь после того, как пирующие несколько подкрепились и осушили первые чаши, завязалась беседа. Пляшущее пламя очага бросало вокруг себя причудливые отблески; тени сидящих за столом метались по стенам: то укорачивались, то вытягивались до потолка и глядели сверху, иногда же они устраивали замысловатый молчаливый танец на стене, словно и они были участниками пира и на радостях завели весёлый хоровод.

Тато прислонил бурдюк к стене, выгреб из огня кучу раскалённых углей, поставил по сторонам от неё два камня и уложил на этих подставках, над жаром, вертела с курами. Чтобы свету не стало меньше, он подбросил хворосту в огонь, который продолжал ярко пылать в глубине очага, и вернулся к столу.

— Знаешь, почему мы любим видеть у себя в гостях таких уважаемых людей, как ты? — сказал Тато. — Потому что мы узнаем от них о делах государства. Ты — учёный человек, правая рука царя. Скажи нам, дорогой гость, что творится на свете? Мир ли сошёл с ума или близится день страшного суда?

— Почему ты так думаешь?

— А как же думать, иначе, дай бог тебе счастья? Чем дальше, тем дела наши хуже и хуже! Должен же быть какой-нибудь конец? Кизилбаш, урум, лезгин — все на нас напали разом, грабят, жгут, разоряют. Ну как устоять против всех? До того дошло, что грузинский крестьянин не смеет в поле выйти без ружья… Вот госпожа упрекнула нас за то, что мы её дворец запустили… А разве мы виноваты? Не только дворец, но вся Грузия разорена, что мы можем поделать? Разве у нас было время следить за княжеским дворцом? Каждую минуту откуда-нибудь зовут на помощь. Там Гига Патронашвили попал в руки к лезгинам, здесь разбойники увели Гола Кисташвили, угнали крестьянский скот, разграбили деревню… Изо дня в день рыскаем по горам да по долам то на лошадях, а то и пешком… Всё время гоняемся за грабителями… Нас всего восемь человек, а часто приходится иметь дело с целой сотней!.. Ах, какого парня убили у нас прошлой зимой!.. Упокой, господи, его душу! Такой был богатырь, что любо посмотреть!

— Я слышал, что государь призвал русское войско и хочет разместить его в наших крепостях. Правда это? — спросил начальник крепости.

— Не совсем, — ответил Бесики. — Русское войско в самом деле находится в Грузии, но оно воюет с турками.

— Один человек из Волниси, который ходил в ахалцихский поход, — вмешался в разговор молодой воин, которого все величали Тагвиа, — рассказывал, что у русских удивительное войско. Такая у всех выучка — всё делают по команде, а когда идут, то все вместе, согласованно бьют ногой, так, что даже земля дрожит от их шага!

— Да я и сам это видел! — перебил его Таго, занятый разливанием вина по чашам. — Построятся все в ряд, один к одному, ровно, как по ниточке. Одеты, обуты все одинаково, шапки, ружья и снаряжения тоже не различишь. Крикнет по-своему что-то ихний узбаш, они разом повернутся направо, крикнет ещё — повернутся налево, а то пойдут, да так чудно — все разом переставят левую ногу, потом так же разом — правую, словно связаны между собой верёвочкой.

— Неужели нельзя завести и у нас такое войско? — вздохнул Тагвиа, взглянув на Бесики.

— Отчего же мет? — улыбнулся Бесики молодому воину.

— Можно, всё можно сделать, да только надо учиться, понял? — сказал Тато с упрёком, как будто одна лишь лень Тагвиа была причиной того, что Грузия не имела обученного войска, — Русские с утра до вечера учат своих солдат и так их гоняют, что люди к концу учения ног под собой не чувствуют. Не то, что ты — лежебока! Целый день валяешься… А что, разве не так? — пожаловался Тато. — Понадобится мне послать его за хворостом, так, если я раза два не огрею его палкой, он и с места не сдвинется! Потому то отец и выгнал его из дому. «Ступай, говорит, сынок, послужи в страже у князя, может, пригодишься государю, а то деревне ты ни на что не нужен!»

— Я ученья не боюсь! Пусть только меня поучат — чему хочешь научусь! — заспорил Тагвиа.

— Отчего не научишься? Силы у тебя хватит, да и смекалкой бог не обидел, только лень одолевает!

— А я думаю, что всё это русское строевое учение только для того, чтобы им любоваться, — заметил Мгелика. — В бою разве вспомнишь, какую ногу куда переставить? Лучше выпьем ещё чашу — будет две! Давай сюда! Пожелаем долгой жизни секретарю нашего государя! Начальник крепости, аллаверды к тебе.

— Яхшиол! — ответил тот и взялся за чашу.

Застольники подняли полные глиняные чаши. Тато снял шапку, возвёл кверху глаза и проговорил:

— Да благословит тебя господь!

— Аминь! — воззвали остальные хором.

Воины осушили чаши, не переводя дыхания, и провели руками по усам. Начальник крепости затянул мощным баритоном:

Все разом подхватили песню.

— Эх! И я в ту пору был с государем на войне, — сказал расчувствовавшийся Тато, когда бойцы прервали песню и на минуту настала тишина. — Тебя, Бесики, тогда, должно быть, и не было ещё на свете. Мы настигли этих негодяев около Казаха, на самой границе Шамшадила. Наш князь Димитрий только что обвенчался тогда с госпожой Анной, сестрой царя. Он был ещё в полной своей силе, хотя, кажется, и тогда ему было уже под шестьдесят. Он сопровождал государя в походе и нас взял с собой. Я был ещё совсем молод. Всё, что Грузия вытерпела от Гаджи Чалаба, мы с лихвой выместили на его сыне ага Киши. Правда, сам он убежал от нас и спрятался в Шаки, но войско его мы полностью истребили. Как-то ищу я в тростниках татарина и вдруг, — Тато усмехнулся и покачал головой, — натыкаюсь на молодую татарку! Она и не пикнула, так сразу и легла, бесстыдно раскинулась передо мной… Я как гаркну на неё: «Гед арват — прочь отсюда!»