Акакий Белиашвили - Бесики

— Кто? — быстро спросила Анна и, словно испугавшись ответа, тут же добавила; — День искупления уже пришёл, а больше никто не придёт.

На другой день она послала за епископом слугу с лошадью и просила передать его преосвященству извинение за то, что она по болезни не может явиться сама. Хотя она знает, что владыка стар и немощен и что ему трудно совершить столь дальнее путешествие, она всё же просит его пожаловать в Дманиси.

Епископ Доментий был в самом деле очень стар, но волосы его были лишь слегка тронуты сединой. Несмотря на свой высокий сан, он почитал скромность самым ценным качеством в человеке. Хотя схимнику, отказавшемуся от соблазнов грешного мира, приличествуют степенность и важность в речах, епископ был удивительно весёлым и остроумным собеседником. Он умел вовремя вставить красное словцо и так заразительно смеялся, что мог развеселить самого хмурого собеседника.

Доментий незамедлительно приехал в Дманиси, с весёлым видом вошёл в комнату к Анне и сразу, с порога, крикнул:

— Славе и гордости нашего уголка, новоявленной царице Тамаре, моё благословение! Постой, да ты внучка Анны или сама Анна?

— Ах, владыко, вы всё шутите! — ответила с улыбкой Анна. — Разве шутки не зачитываются за грех святым отцам?

— Сказано в евангелии: «Когда введут вас в место собраний и поставят перед знатью, царями и сильными мира сего, не заботьтесь о том, какими словами отвечать им и что сказать. Что внушит вам дух святой, то и говорите». Как могу я, недостойный, противиться духу святому, одарившему меня таким свойством, и гневить его?

«Может, и мне святой дух внушил решение обрести спокойствие через исповедь?» — мелькнуло в мыслях у Анны. Ей уже больше не хотелось раскрывать свою тайну, но она всё старалась убедить себя, что только чистосердечное раскаяние даст ей избавление от душевных мук.

А епископ продолжал весело шутить. Однако, когда зашёл разговор о возникшей в Тбилиси чуме, он нахмурился, пробормотал молитву и перекрестился.

— Единственное, чем мы можем утешаться, — сказал он со вздохом, — это тем, что господь широко раскроет врата рая перед страдальцами и дарует им царствие небесное! Воистину, должно быть, сильно разгневали мы господа, если он послал нам столь суровую кару!

Анна решила, что сейчас настала самая удобная минута для того, чтобы сообщить епископу о своём намерений исповедаться. Она набралась храбрости и только собралась завести об этом разговор, как в комнату вошла Гульвардис. По выражению её лица Анна тотчас же догадалась, что Бесики приехал.

— Что тебе, Гульвардис? — спросила она дрожащим от волнения голосом.

— Я хотела узнать, не нужно ли вам чего-нибудь?

— Нет, — сказала Анна и покачала головой. Движением этим она как бы спросила: «Нет?»

Гульвардис таким же незаметным движением головы ответила «да» и тотчас ушла из комнаты.

От волнения у Анны захватило дыхание, но она постаралась взять себя в руки и внешне спокойно продолжала беседу с Доментием. Лишь выдержав приличный промежуток времени, она учтиво проводила епископа к Димитрию.

Доментий, произнеся молитву и благословив больного, тут же начал перебрасываться с ним шутками.

Анна вернулась в свою комнату, бросилась к окну и, проткнув длинной головной шпилькой вощёную бумагу, выглянула во двор. Во дворе, однако, никого не было. Анна подошла к другому окну, но опять никого не увидела. Тогда она вышла на балкон и сразу увидела Бесики в воротах замка. Начальник крепости держал под уздцы его лошадь; Бесики стоял рядом и обменивался с ним приветствиями.

Гульвардис с кувшином, полотенцем и мылом в руках почтительно ожидала поодаль. Бесики, загорелый, с давно не бритой, но красиво оттенявшей его лицо бородой, казался уже не юношей, а зрелым мужем.

Анна вбежала в комнату, улыбаясь самой себе, взглянула в зеркало, поправила платье, надела драгоценности и спустилась в нижний этаж, чтобы встретить возлюбленного. Бесики умылся, отряхнул своё платье и красиво зачесал назад волнистые волосы.

Они учтиво приветствовали друг друга и чуть смущённо поздоровались. Анна заметила, что Бесики с любопытством осматривается вокруг.

— Как тебе нравится наше уединение? — спросила Анна.

— Я и раньше бывал в этих местах, ваша светлость, — ответил Бесики. — Вы находились в то время в Тбилиси, а я сопровождал в Лори царевича Левана. Он показал мне с дороги этот замок.

Анна спросила его, почему он опоздал и что делается в городе. Узнав, что мор в Тбилиси принял столь страшные размеры, она поздравила Бесики со спасением и расплакалась.

— О господи, за что караешь нас? — сказала она, всхлипывая. — И так уж мы несчастны, этого только нам недоставало! Разбежались по лесам и ущельям, словно стадо овец, лишившееся пастуха! На что теперь похоже наше царство? Мой брат, должно быть, отбыл в Телави. Он, наверное, и тебя скоро вызовет к себе… Но я тебя не отпущу отсюда… А теперь ступай и посмотри свою комнату в башне. Надеюсь, она тебе понравится.

Усталый после долгого путешествия Бесики не успел войти в комнату, как, не раздеваясь, повалился на постель и крепко заснул.

Проснулся Бесики только под утро, когда уже светало. Открыв глаза и осмотревшись, он сначала не мог сообразить, где находится. В открытую дверь, которая выходила на двор замка, виднелось бледное небо с розоватыми облаками. Было тихо, только где-то вдали пели петухи.

Бесики протёр глаза, помахал руками, чтобы согреться — утро было свежее и он продрог, — потом вышел во двор.

У ворот замка, около догоравшего костра дремал, присев на камень, сторож с ружьём. Рядом лежала большая лохматая овчарка. Услышав шаги во дворе, она навострила обрубленные уши и глухо залаяла.

Сторож встрепенулся и, заметив спускавшегося во двор по лестнице Бесики, прикрикнул на овчарку:

— Лежи, Толиа!

Бесики направился к нему. Сторож встал и почтительно приветствовал его.

— Рано изволили встать. С добрым утром.

— Здравствуй! — сказал Бесики и подошёл к огню. — Как холодно у вас, друг!

— Здесь не Тбилиси, — усмехнулся сторож. Толкнув ногой овчарку, он пододвинул камень, чтобы Бесики мог сесть, разгрёб золу и обложил тлеющее полено сухим хворостом. — Здесь по утрам воздух суровый, иной раз так прохватывает, что дрожишь, как осиновый лист!

— Как тебя зовут?

— Мгелика.

— Ты хевсур?

— Нет, я здешний, а вот мой дед, говорят, был хевсур и служил отцу нашего князя; потом он поселился здесь и женился на здешней женщине. Это ружьё принадлежало ещё ему.

Хворост сначала дымился, но потом вспыхнул ярким пламенем. Бесики протянул руки к огню, откинув голову, чтобы защитить глаза от едкого дыма, и спросил сторожа:

— А что, Мгелика, хорошая у вас охота?