Радченков О.М. - Тайна сенатора Карфагена

Адербал мчался впереди своего отряда на низкорослом, но быстроногом коне. Он осадил его в двадцати шагах от легионеров, успевших сомкнуть щиты, и изо всех сил метнул тяжелый дротик.

Боковым зрением Адербал увидел Хирама, тоже делающего замах.

– Ур-рр!.. – закричал тот, и два дротика, описав крутую траекторию, опустились в самую гущу воинов противника.

Это стало сигналом к действию: со всех сторон раздались воинственные кличи карфагенян, и несколько сотен дротиков посыпались на головы легионеров.

Послышались крики раненных и умирающих римлян. Из-за первых рядов легионеров начали выскакивать застрельщики - велиты, на ходу готовясь к атаке.

– Уходим!.. – воскликнул Адербал, и его люди, развернув коней, ринулись в обратную сторону.

Отойдя на безопасное расстояние, они потратили несколько мгновений, ожидая, пока велиты не израсходуют свой запас дротиков практически впустую, и тут же повторили свою стремительную атаку.

Так продолжалось несколько раз подряд. Легионеры вынуждены были ослабить напор. Но ненадолго. Одновременно открылось еще двое городских ворот, и на помощь римлянам вылетела конница союзников. Теперь уже они атаковали фланги карфагенян.

Адербал заметил слишком поздно, что его отряд оказался практически в кольце: впереди – легионеры, сзади – вражеские всадники. Выхватив из-за пояса небольшой нумидийский рожок, он протрубил сигнал тревоги, и его солдаты успели занять круговую оборону.

Отбиваясь от окружавших врагов, они израсходовали все дротики, копья, стрелы и схватились за мечи, сойдясь в рукопашной схватке.

Нумидийцы дрались как бешеные, но хладнокровия римлян, так же, как их строя, ничто не могло нарушить.

Адербал видел гибель своих лучших воинов. Его отчаянию не было предела – ведь он ничем не мог им помочь им.

Адербал бился плечом к плечу с Батием и Хирамом, пытаясь расчистить дорогу к спасению. Понимая, что через строй манипул им не пробиться, они нащупали слабое место в боевом порядке эскадрона римских союзников – скорее всего, новобранцев – и направили туда всю свою злость.

На секунду показалось, что они уже вырвались из гибельного кольца, но тут легат Валерий Флакк направил в гущу сражения свежих конников – на этот раз римских ветеранов. Они-то и решили исход боя.

Нумидийцев теснили все сильнее. И вот легионеры из передней шеренги дружно метнули в них копья.

– Берегись, Хирам!.. – завопил Адербал.

Но было поздно. Он увидел, как пилум воткнулся в правое плечо его названного брата, выбив Хирама из седла прямо под ноги сражающимся.

Успев увернуться от меча какого-то италийца огромного роста, укрытого синим шестиугольным кавалерийским щитом, Адербал, ловко поднырнул вправо и широким замахом отрубил противнику незащищенную левую ногу выше колена. Его острый как бритва меч рассек толстые кожаные штаны всадника, мясо, кость, и вонзился в бок рослого рысака, с диким ржанием вставшего на дыбы. Дико закричавший от боли римлянин сильно дернул поводья, и его конь опрокинулся на спину, подмяв под себя искалеченного седока.

– Ур-рр!.. – завизжал от восторга Адербал, но, обернувшись, увидел, как сползает с коня, обливаясь кровью, оглушенный ударом в голову Батий. Адербалу захотелось кричать от бессилия. Он был готов погибнуть, но спасти названного отца. Внезапно конь под ним словно взбесился – возможно, от боли, вызванной неглубокой раной в боку, – рванулся вперед и, несмотря на свой маленький рост, пробил ряды римлян, вынося наездника из боя.

С трудом успокоив своего верного друга, Адербал заметил, что его левая рука сильно кровоточит. Правая нога начала неметь – возможно, он сломал ее. Впрочем, это заботило его сейчас меньше всего. Адербалу захотелось броситься обратно, чтобы вызволить своих нумидийских братьев из страшной ловушки. Но в этот момент затрубили трубы, призывая карфагенян к отступлению. Подчинившись приказу, оставив на поле боя убитых и раненых, солдаты отошли к лагерю, а римляне вернулись в город.

Карфагеняне, уже отвыкшие от поражений, чувствовали себя униженными и опозоренными – тем более что победа была одержана слишком малочисленным противником.

Вечером в лагере царила необычная тишина. Подавленные карфагеняне вспоминали события минувшего дня – и делали это молча.

Адербал лежал в своей палатке, угрюмо наблюдая за тем, как лекарь колдует над его ранами. Однако собственное физическое состояние ему было безразлично. Все его мысли остались рядом с Батием и Хирамом. За годы похода Адербал так привязался к ним, что не понимал, как воевать дальше без отеческого наставления Батия и братской поддержки Хирама. Он словно в одночасье осиротел. Даже сейчас ему не с кем было поделиться своим горем. Одна мысль утешала его: возможно, товарищи в плену и Ганнибал выкупит их.

Большую часть ночи Адербал провел в мучительных раздумьях и лишь под утро забылся тяжелым сном. Его бросало то в жар, то в холод: похоже, воспалились раны. Он чувствовал себя все хуже и хуже, и его не тревожили, давая отдохнуть. Только личный лекарь Ганнибала время от времени навещал Адербала – менял повязки, оставлял какое-то питье, горькое и одновременно терпкое на вкус.

На второй день Адербалу стало легче. Неожиданно в палатку вошел один из выживших в той злополучной сече бойцов – Бостар.

– Командир, ты должен сам увидеть это, – глядя в сторону, произнес он угрюмо.

Адербал с трудом поднялся и вышел наружу. Три бойца из его отряда с хмурым видом сидели на лошадях, ожидая, пока Бостар поможет командиру взобраться на коня. Потом, не говоря ни слова, они развернулись и поскакали в сторону города. Адербал последовал за ними.

Приблизившись к крепостной стене, он различил установленные на башнях кресты с распятыми на них обнаженными телами. Когда расстояние позволило различать лица казненных, в двух из них, к своему ужасу, он узнал Батия и Хирама. Даже в смерти они были неразлучными!…

Не стесняясь слез, Адербал зарыдал, уткнувшись в гриву коня. Его последняя надежда увидеть их живыми - рухнула окончательно.

Ему стало невыносимо одиноко в этой проклятой стране, на этой бессмысленной войне, где погибают те, кто тебе близок и кого больше никем не заменишь.

В доме был Мисдеса настоящий праздник. Слуги не успевали подавать и убирать блюда. На столы выставлялось все самое отборное и лучшее. Гости уже буквально не могли ни есть, ни пить. Нетронутые блюда уносили, сменяли их новыми, еще более совершенными и изысканными. Танцовщицы и музыканты старались изо всех сил, чтобы угодить присутствующим; музыка и танцы не прекращались ни на секунду.