Радченков О.М. - Тайна сенатора Карфагена

Причиной такого торжества стали два молодых привлекательных человека с обветренными, мужественными лицами, возлежавших на лучших гостевых ложах. Даже знакомые с трудом узнавали в них Адербала и Магона Баркида, которые покинули Новый Карфаген четыре года назад. Из юношей они превратились в настоящих мужчин, перенесших невзгоды и тяготы труднейшего похода и опасности множества сражений. От постоянного пребывания на открытом воздухе при любой погоде их кожа сделалась грубой, ее покрывали многочисленные шрамы – следы ударов вражеских мечей. Однако все эти отметины войны никак не уродовали молодых людей.

Помимо Мисдеса, здесь находились Аришат и несколько близких друзей из числа карфагенских аристократов. Вопросы сыпались как из рога изобилия, но Адербал с Магоном отвечали неохотно. Горькие воспоминания были еще слишком свежи. Им не хотелось рассказывать о пережитом. Тысячи … тысячи убитых и умерших от ран карфагенян и римлян стояли перед их глазами, как немой укор содеянному Ганнибалом с их помощью. Поэтому о войне они рассказывали совсем немного, вспоминая лишь какие-то забавные случаи из походной жизни вроде примеров нерасторопности необстрелянных новобранцев или смешных казусов, связанных с незнанием карфагенянами местных обычаев.

После поражения при Ноле Ганнибал отправил своего брата Магона в Карфаген с донесениями и просьбами о помощи. В сопровождающие ему отрядил Адербала, который после полученных ранений еще не мог сражаться.

– Уговорите этих старцев дать нам больше воинов и денег, – напутствовал их Ганнибал, – и возвращайтесь поскорее. Вы нужны мне здесь, в Италии.

– Брат, мы сделаем все возможное, – ответил Магон. – Доказательства твоих побед зажгут в их жалких душонках пламя карфагенской гордости. Я нисколько не сомневаюсь в нашем успехе.

– Адербал, – продолжил Ганнибал, – я сочувствую твоему горю. Все мы знаем, что Батий и Хирам стали тебе как родные за время похода. Они – настоящие герои. Но это война. Мы видели много смертей. На их месте мог оказаться каждый из нас. Как донесли мои агенты в Ноле, в городе находятся землевладельцы, чьи виллы были разграблены вашим отрядом, а их родные убиты. Они упросили Марцелла считать нумидийцев не военнопленными, а обыкновенными преступниками - злодеями, которые должны быть подвергнуты мучительной и позорной казни. Мы возмущены поступком Марцелла. Уничтожение запасов продовольствия, которые могут попасть к врагу, всегда было частью любой войны, и нумидийцы не нарушали этих неписанных правил. После этого злодеяния Марцелла мы будем относиться к римлянам подобающе.

Ганнибал обнял Адербала, похлопав его ободряюще по спине.

Морской путь в Карфаген прошел на удивление спокойно. Наверное, боги решили, что испытаний с них уже достаточно. Корабль достиг берегов Африки ранним утром, и посланцы сошли на берег. Они не узнали порт, который сильно разросся за период их отсутствия, отвыкли от яркого африканского солнца и безоблачного неба. Но впереди их ждали радостные встречи с родными и исполнение главной миссии – посещение Сената.

Дом старого Гамилькона встретил Адербала ликованием. Одним – сын, другим – брат, он вернулся живым и почти невредимым. Большей радости его семье и не надо было. Мужественный, красивый, герой войны – сердце Гамилькона переполнялось гордостью. О таком сыне мечтал бы каждый отец!

Расспросы, расспросы, еще раз расспросы… Адербал устал от них, но не показывал виду, чтобы не расстраивать близких.

Наутро Гамилькон потребовал созыва экстренного заседания Сената для заслушивания доклада посланцев Ганнибала.

И вот этот день настал … Магон и Адербал в сопровождении четырех воинов, несущих большой кожаный тюк, торжественно вошли в величественное здание, где огромный переполненный зал встретил их приветственными возгласами.

Посланцы представляли собой величественное зрелище. Сила, суровость, опаленная войной молодость, незримый ореол победителей делали их для присутствующих настоящими героями, почти что современниками Александра Великого. Они были совершенно не похожи на привычный тип карфагенянина – торговца, не ведавшего поля брани.

Когда шум в зал подутих и Магон получил возможность говорить, он с гордым видом обратился к Сенату:

– Отцы Карфагена! Почтенные сенаторы! Мы только что прибыли из вражеской Италии. На наших сандалиях еще остались капли римской крови.

Он посмотрел на свои ноги, как будто выискивая на них кровавые пятна.

– Карфаген никогда не одерживал столь великих побед, и его армия никогда не сеяла во вражеской стране столько страха и паники. Всем известно: Рим – величайшее государство, его армия – сильнейшая в мире … Нет, она была сильнейшей, пока мы не пришли в Италию! Мы одержали блестящие победы при Тицине, Требии, у Тразименского озера, при Каннах, нанесли римлянам тяжкий урон в бесчисленных стычках. Коварный враг потерял более двухсот тысяч солдат убитыми и более пятидесяти тысяч пленными. На полях сражений нашли бесславную смерть два римских консула, а еще один зализывает в своей норе тяжелые раны. Диктатор Фабий Максим, объявивший Карфагену войну вот в этом самом зале, прятался от нас, как трусливый заяц. Бруттийцы, апулийцы, часть самнитов и луканцев, уверовав в мощь Карфагена, перешли на нашу сторону…

Магон сделал знак сопровождавшим его воинам. Те развернули тяжелый кожаный тюк и вытряхнули его содержимое прямо на мраморный пол.

Огромное количество золотых колец покатилось в разные стороны, рассыпая по залу мириады вспышек, отраженных от многочисленных свечей и факелов.

– Смотрите, отцы Карфагена! Это кольца, которые носили всадники – люди, принадлежащие к самому высокому римскому сословию. Глядите же, как много здесь этих побрякушек. Их владельцы уже никогда не послужат своей стране. Никогда их сандалии не ступят на нашу землю. Никогда их воины не услышат приказов, а римские мечи не поразят ваших поданных! – воскликнул Магон.

В зале одобрительно загудели. Сенаторы стали с энтузиазмом топать ногами и стучать посохами. Некоторые вскочили со своих мест, вскинув руки в яростном порыве. Возбуждение все нарастало. Гул голосов быстро перешел в сплошной патриотический рев. Ловкий ход молодого Баркида сделал свое дело. Магон улыбнулся: сейчас он был уверен - Сенат поддержит любую его просьбу.

Сделав паузу, он начал более подробно рассказывать об успехах Ганнибала, с победным видом глядя в сторону представителей антибаркидской партии, которые сидели в дальнем конце зала.

Масла в огонь подлил старый Гамилькон, который, стараясь перекричать присутствующих, обратился к Ганнону Великому: