Радченков О.М. - Тайна сенатора Карфагена

– Позвольте представить вам моего наследника – Тиберия Фонтея Младшего!

Тут все осознали щекотливость ситуации, ими же неумышленно созданную, и переключили внимание на мальчика.

– А он у тебя не очень-то похож на больного, – удивленно сказал претор Порций Лицин. – Цвет его лица указывает на отменное здоровье.

Остальные гости также дружно отметили цветущий внешний вид и крепость тела подростка, которое нельзя было скрыть за юношеской тогой с широкой пурпурной полосой.

У Аристоники сжалось сердце. Она заметила, что Фонтей тоже заволновался, но справился с собой.

– Хворь была внутренней, – недрогнувшим голосом отвечал он. – И я более не хочу о ней говорить. Слава богам, она отпустила моего сына после стольких лет!

– Так давайте выпьем за здоровье наследника хозяина дома, – предложил консул.

Все поддержали его, дружно подняв чаши.

Аристоника и Тиберий присели на резные табуреты, но не притрагивались к еде и вину.

– Ты обучаешься наукам? – спросил Марк Порций Катон, возлежавший ближе всех к мальчику.

– Да, регулярно и каждодневно, – ответил тот.

Фонтей пристально наблюдал за ними и старался вовремя вмешаться в разговор, чтобы отвечать за Тиберия, который мог либо по неосторожности, либо по малолетству себя выдать:

– Он обучается у домашних учителей. И не с семи лет, как принято в Риме, а с четырех.

– Молодец. – Катон не унимался. – А в каких науках ты преуспел?

– Я люблю философию, – важно ответил маленький Тиберий.

– О, это необычно для столь юного создания! – восхитился претор Гай Мамилий. – И кто же из философов привлек твое внимание?

– Аристотель и Платон.

– А что понравилось тебе у Аристотеля? – подозрительно спросил Катон, который явно думал, что мальчик хвастается.

Тиберий задумался на мгновение и уверенно выпалил:

– «Учение о добродетелях».

– Процитируй нам что-нибудь, пожалуйста.

– «Добродетель – она есть способность поступать наилучшим образом во всём, что касается удовольствий и страданий, а порочность – это её противоположность», – с довольным видом нараспев произнес Тиберий Младший.

Все за столом одобрительно зашумели и зацокали языками.

– Да, ты действительно очень способный. – Катону определенно нравился этот смышленый, образованный подросток, тем более что «Учение о добродетелях» также было ему по сердцу, несмотря на его нелюбовь и яростное противодействие всему греческому.

Он повернулся к хозяину и сказал с восхищением:

– Тиберий Фонтей, у твоего сына большое будущее!

Легат был внешне доволен, но сердце его сжалось от горя: ведь эти похвалы были адресованы не его настоящему сыну, который уже никогда не сможет услышать ничего подобного…

– Учись, мальчик, ведь скоро тебе стукнет семнадцать и будет уже не до учебы. Если нам не удастся в ближайшее время расправиться с пунийцами – твое поколение будет заканчивать начатое нами, – торжественно произнес консул и неожиданно добавил по-финикийски: – «Да не достигнут их корабли родного берега»…

Этим нехитрым пунийским поговоркам он научился на войне с карфагенянами в Испании и иногда произносил их на пирушках, когда речь заходила о войне.

– …«а если и достигнут, то пусть не смогут причалить», – неожиданно закончил Тиберий Младший и, поняв свой промах, осекся.

Присутствующие остолбенели. Аристоника почувствовала, как кровь ее заледенела. Но Фонтей, давно подозревавший, что его будущая жена имеет отношение к пунийцам, быстро взял ситуацию в свои руки.

– Аристоника уже два года занимается с Тиберием – учит его финикийскому по моей просьбе. У сына большие способности к языкам. А я считаю, что язык врага нужно знать. И если есть возможность учить – то нужно учить.

Ситуация разрядилась. Все знали, что Аристоника ранее жила в греческой колонии Нового Карфагена и вполне могла выучить финикийский.

– А какими языками владеет твой сын? – спросил все тот же Катон, которого единственного за столом больше занимал умный подросток, чем красавица Аристоника.

– Греческим, финикийским, кельтиберийским, – гордо ответил Фонтей.

– Тиберий Фонтей, ты не только богат, но и счастлив, – завистливо сказал Нерон. – Иметь такого сына и такую женщину – большая удача. Фортуна определенно благоволит к тебе…

Воспоминания Фонтея прервал лазутчик, вернувший легата к реалиям войны:

– Командир, карфагеняне вышли из ворот лагеря. Наша конница уже вступила в битву.

– К бою! – скомандовал легат, и воины быстро построились: для этого им понадобилось всего лишь несколько минут.

Римская организованность не знает себе равных в мире: только что солдаты сидели и лежали в ожидании приказа, а вот сейчас, готовые к схватке, уже взбираются на холмы.

Достигнув вершины, римляне покатились вниз, стараясь не нарушать строй.

До места боя оставалось еще далеко. Пунийцы, увязшие в сражении, заметили атакующих легионеров. Раздались крики, и врага охватила паника: люди Фонтея могли отрезать их от лагеря и окружить. Задние ряды карфагенян кинулись к воротам, оставив передних умирать под ударом римской конницы.

Но Баркид, талантливый военачальник, не позволил Нерону завершить бой полным разгромом. Его армия успела перестроиться и организованно отступить. В этом коротком бою римляне победили – более четырех тысяч бойцов Ганнибала осталось лежать на равнине между лагерями противников. «Не всегда же мне побеждать», – мрачно успокаивал себя Баркид.

Однако ночью, обманув бдительность врага, празднующего победу, карфагенянам удалось уйти в Апулию, хотя и не по той дороге, о которой Мисдес сообщил Гасдрубалу.

Но это и послужило причиной того, что посланники Гасдрубала – четыре галла и два нумидийца – не нашли армию Ганнибала и попали в руки разведчиков римлян.

Уже на второй день после сражения Гай Нерон отправил в Сенат перехваченное письмо, отправленное младшим Баркидом старшему. В нем речь шла о встрече их армий в Умбрии.

На военном совете Нерон объявил:

– Соратники, вы знаете, в каком положении находится наша страна. Я отправил в Рим гонцов с захваченными письмами Гасдрубала. Но необходимо разбить младшего Баркида до того момента, пока старший не соединился с ним. У нас нет времени ждать одобрения Сената. Тем более, что я не уверен в его получении. Ганнибала наши старцы бояться больше чем его брата и не позволят мне оставить пунийца без присмотра. Но я не буду ждать одобрения из Рима. Пусть я нарушу закон, пусть меня накажут, но сейчас родина в опасности! Я решил с частью армии выступить на север для соединения с консулом Ливием Салинатором.

Он выдержал паузу и оглядел подчиненных, пытаясь прочитать по их лицам, как они относиться к его авантюрной идее. Но здесь были только опытные воины – легаты Квинт Цецилий Метелл, Тиберий Фонтей, Квинт Катий, военные трибуны – Клавдий Азелла и Порций Катон. Все они стояли с непроницаемыми лицами.