Радченков О.М. - Тайна сенатора Карфагена

Напряженно вглядываясь в римские когорты, Баркид негромко переговаривался с Мисдесом.

– У меня опять плохое предчувствие, как тогда, при Ибере, – не отрывая взгляда от врага, тихо произнес он. – Мне кажется, проклятых римлян стало больше.

– Вряд ли, – не согласился Мисдес. – Откуда взяться пополнению? У них и так не хватает сил на юге для того, чтобы сдерживать Ганнибала. – Он посмотрел на встревоженное лицо полководца и предложил: – Пошлем лазутчиков, пусть проверят: не расширился ли римский лагерь, не набирают ли римляне больше воды в реке.

Гауда, который все слышал, вмешался в разговор:

– Гасдрубал, позволь мне сходить в разведку. Мы – дети пустыни и более наблюдательны. Возьму с собой пять лучших всадников, и завтра ты узнаешь все!

– Хорошо, – немного подумав, сказал Баркид. – Но обращайте внимание на все мелочи! Римлянин уже не тот, как в начале войны. Он усвоил все наши хитрости и добавил что-то от себя. Примером тому - Сципион Младший…

Развернув коня, он повеселел и указал своим спутникам на ворота лагеря.

– А сейчас – домой. Салинатор сегодня не решится на штурм, а мы и не будем его задирать. Так что пока отдохнем и наберемся сил.

Вечером Гауда докладывал Гасдрубалу о результатах разведки. Они были неутешительными. Лагеря римлян – как консульский, так и преторский – не расширились, однако нумидийцы заметили среди солдат худых и загорелых бойцов, как будто бы только что вернувшихся из похода. Более того, наблюдательный Гауда отметил, что в лагере претора труба играла только один раз, а в консульском лагере раздались звуки двух горнов, что указывало на наличие двух армий.

Гасдрубал огорченно хлопнул ладонью по маленькому походному столику.

– Мои подозрения подтвердились, – мрачно сказал он. – В лагерь прибыла армия Нерона.

Мисдес энергично затряс головой.

– Этого не может быть! – сказал он, убеждая самого себя. – Нет! Этого просто никак не может быть! Если сюда прибыл Нерон, значит…

– …это значит – Ганнибал разбит и спрятался в крепости. Или, хуже того, убит, – мрачно закончил Гасдрубал.

– Вторая труба в лагере консула Ливия может быть только у новой армии, не подчиняющейся консулу, – заметил Гауда. – Если худые и загорелые солдаты – просто пополнение, то они бы поступили под начало легатов Салинатора.

«Он прав», – подумал Мисдес, а вслух спросил:

– И что ты намерен предпринять, Гасдрубал?

– Надо спасать армию, – твердо сказал полководец. – Мы – последний оплот Карфагена. Пока существует сильная армия, Рим будет с нами считаться. Немедленно выступаем и возвращаемся в Галлию.

Мисдес подумал, что, возможно, было бы более разумным оставаться в хорошо укрепленном лагере, где намного легче сдерживать атаки римлян, однако спорить не стал, поскольку прекрасно знал: в данном случае Гасдрубалу доказывать что-то бесполезно.

– Если выступать, то сделать это нужно сегодня ночью, – сказал он вслух. – У тебя есть хорошие проводники, Гасдрубал?

– Да, двое из местных. Знают Этрурию и Цизальпинскую Галлию вдоль и поперек.

На том и порешили.

Адъютанты Гасдрубала, кинулись донести волю полководца до командиров отрядов, а те до своих бойцов, чтобы не привлекать внимание врага звуками труб.

Наступила ночь и, погасив огни, во вторую стражу, армия выступила из лагеря.

На счастье карфагенян ночь выдалась беззвездная и ветреная: темная мгла скрывала их от глаз римских сторожевых, а ветер заглушал звуки, издаваемые уходящим войском.

Но темнота сыграла злую шутку с Гасдрубалом – в суматохе сборов исчезли оба проводника. Поиски были тщетными: они как сквозь землю провалились.

«Мерзкие твари! – скрежетал полководец зубами от отчаяния. – Их определенно подкупили. Как теперь мы пересечем реку? Боги в очередной раз отвернулись от меня».

Но, не показав виду, ожидавшим приказаний подчиненным, он уверенным, твердым голосом приказал:

– Идти по берегу! Не растягиваться – быть готовыми к бою!

Повернувшись к Гауде, сказал, но уже негромко:

– Возьми десяток самых проворных нумидийцев, и скачите вперед – ищите броды. Как найдешь, оставь половину на месте, остальные пусть во весь опор несутся назад – дадут нам знать.

Проводив взглядом исчезнувшего в ночи нумидийца, Гасдрубал повернулся назад, нашел глазами, едущих позади, Мисдеса и Хейрона.

– Отправляйтесь к галлам и будьте всегда при них, – сказал он устало. – Я предупредил их вождей, что пришлю к ним опытных советников. Будьте бдительны: вы – мои уши и глаза среди этих варваров.

Войска шли по берегу Метавра всю ночь, но брода нигде не было. Чем дальше они уходили от лагеря, тем круче становились берега, тем меньше оставалось надежды у Гасдрубала пересечь реку до утра.

Уже забрезжил ранний летний рассвет. Воины, невыспавшиеся, усталые, буквально валились с ног. Больше всех страдали галлы, не привыкшие к долгим утомительным переходам, никогда не покидавшие пределов своей страны.

Багряный солнечный диск показался из-за горизонта, когда карфагеняне заметили римскую конницу. Это были всадники консула Нерона – авангард римской армии.

Гасдрубал дал приказ остановиться и спешно строить лагерь на подходящем для этого близлежащем холме. Работы велись вяло – слишком устали его воины…

День зачинался, и постепенно остальные римляне подтягивались к карфагенянам. Сначала появились легковооруженные воины претора Порция Лицина и сходу начали закидывать дротиками лигуров, не принимающих участия в строительстве. Затем показались легионы Салинатора, и стали заполнять горизонт стройными рядами.

Поняв, что сражения не избежать, Гасдрубал приказал армии строиться: посредине им поставлены слоны; справа – его верные, опытные испанцы; слева – галлы, между которыми и римлянами стоял раскопанный холм, с несостоявшимся карфагенским лагерем на вершине.

Римляне, как обычно, построившись в шеренги, пошли в атаку. Главный их удар направлен против испанцев, и таран легионов, руководимых Салинатором, угрожающе двинулся в их сторону.

Гасдрубал напряженно выждал подходящего момента и, когда он настал, приказал адъютанту – молодому карфагенянину Бисальту:

– Трубить – слонам в атаку!..

Бисальт опрометью бросился исполнять приказ. Взревели трубы, и огромные животные, понукаемые погонщиками, ринулись на легионеров.

Самый крупный слон – которого называли Птолемеем за гордый вид и темную окраску, напоминающую бронзовый цвет кожи египтян – первым вломился в ряды римлян и начал крушить их бивнями. Остальные, увидев своего вожака сражающимся, ринулись следом за ним и начали топтать легионеров огромными ногами. Те поначалу дрогнули, но эффект от нападения слонов был временным. Римляне, особенно те, кто прошел войну в Испании, знали, как противостоять этим могучим животным.