Александр Сегень - Тимур. Тамерлан

Всё случилось так, как и задумывал новоиспечённый каменщик. Увидев, как Хуссейн въезжает под надвратный свод внутрь хиндувана, он осторожно, так, чтобы никто из работающих рядом не заметил, завернул за выступ свежевозведённой стены, прошмыгнул через несколько залов, забрался на вершину недостроенной башни. Оттуда ему было удобнее всего наблюдать за передвижениями эмира.

Хуссейна сопровождал Масуд-бек, каменщик обрадовался — это было кстати. Племянник эмира считался человеком умным и осторожным, в случае чего он удержит Хуссейна от поспешного поступка.

Правитель долго и обстоятельно осматривал сердце своей будущей крепости; Он ходил по пустым залам, где не было ни одного постороннего человека, но два телохранителя не оставляли его ни на мгновение. Это бы не помешало, если бы эмира нужно было убить, но поскольку с ним нужно было переговорить с глазу на глаз, это становилось непреодолимым препятствием. Увидев врага-сербедара, Хуссейн отдаст приказ немедленно его зарубить, так что не удастся произнести и двух связных слов. Невозможно добраться до эмира и во дворце, ибо правитель двора потерял в самаркандских событиях, которыми руководил бывший богослов, всю семью и теперь ненавидит сербедарского вождя больше самого Хуссейна.

Маулана Задэ находился в каких-нибудь двадцати шагах от нужного ему человека, пару раз он уже порывался, рискуя всем, окликнуть его, но осторожность победила.

Можно было уже отчаяться. И времени в запасе оставалось немного, в любой момент Хуссейн мог уехать, а на улицах города он ещё менее достижим, чем в залах крепости.

Что же делать?

И тут Маулана Задэ пришла в голову спасительная мысль. И навёл его на неё Масуд-бек. Он поотстал от Хуссейновой свиты, заинтересовавшись каким-то колодцем в полу. Долго в него всматривался, поднял камешек и бросил вниз, проверяя, не бездонен ли он.

Вокруг никого.

Маулона Задэ бесшумно приблизился и негромко, не отчётливо сказал:

— Не оборачивайся, Масуд-бек.

Племянник эмира осторожно выпрямился, одним глазом косясь в темноту провала, другим пытаясь уловить, кто же это возник за его спиной. Молодой человек понимал: одно лёгкое движение, малейший толчок в спину, и он полетит туда, откуда ему не будет обратного пути.

— Я Маулана Задэ.

С трудом преодолев сухость в горле, советник эмир; спросил:

— Что тебе надо?

— Мне нужно встретиться с твоим дядей.

— Ты хочешь убить его?

— Никогда не думал, что умный Масуд-бек скажет такую глупость! Я хочу помочь ему. Эта встреча выгоднее для него, чем для меня.

— Я... попробую.

— Обещай мне!

Масуд-бек находился в таком положении, когда пообещаешь всё, что ни попросят.

— Хорошо, я обещаю тебе...

— Объясни, постарайся и объясни своему дяде, что теперь я ему не враг. Когда-то был — теперь нет, к тому же...

Бывший богослов не успел закончить фразу. В помещении потемнело: кто-то занял дверной проем. Кто-то появился в оконном. Легко было догадаться кто.

— Что тебе нужно, безумец? — раздался голос эмира, — Отпусти моего племянника, и я дарую тебе жизнь.

Сердце Маулана Задэ облилось предсмертным холодом, несмотря на это, он твёрдым, хотя и тихим голосом сказал на ухо Масуд-беку:

— Помни своё обещание. А теперь я спасу тебе жизнь. — С этим он сделал шаг назад, оттаскивая Эмирова племянника от тёмного провала. Когда он отпустил Масуд-бека, то был мгновенно схвачен и опрокинут на колени.

Эмир медленно, осторожной и одновременно вальяжной походкой приблизился к пленнику. Два телохранителя следовали за ним с полувытащенными из ножен саблями.

— Кто ты, дикарь? Аллах помутил твой разум, ибо ты не понял, на кого набрасываешься.

Глядя в пол, Маулана Задэ сказал:

— Наоборот, я слишком хорошо знал, как твоему сердцу дорог твой племянник Масуд-бек, и поэтому искал встречи именно с ним, хазрет.

Хуссейну, естественно, его голос показался знакомым, и он наморщил высокий лоб, пытаясь вспомнить, кому бы он мог принадлежать.

— Вторично я спрашиваю тебя о твоём имени. Кто ты? Третий раз буду спрашивать уже не я, а те, кому я плачу деньги за умение задавать вопросы.

Маулана Задэ поднял голову, и Хуссейн увидел рябое лицо и лихорадочно блестящие глаза.

— Ты узнаешь меня, хазрет.

— A-а. — Эмир отступил на полшага назад, и лицо его стало искажаться от приливающей к нему ярости. Он схватился за рукоять кинжала, висевшего на поясе. Он собирался убить этого наглого преступника сам, не прибегая к помощи нукеров. И он бы, безусловно, привёл свой внезапный кровавый замысел в исполнение, если бы на его руку не легла рука Масуд-бека, уже оправившегося от пережитого потрясения. Голова молодого царедворца работала очень быстро, и он уже успел сообразить, что в данной ситуации было бы непростительным расточительством просто взять и зарезать бывшего сербедарского вождя.

— Хазрет, — сказал он, — может быть, его лучше допросить сначала, а потом только убить?

— Его? — заревел Хуссейн. — Зачем? Что он нам нового расскажет? Как грабил самаркандских купцов и осквернял мечети, как призывал народ к неповиновению? Всё это мне известно не хуже, чем ему.

Стараясь говорить как можно тише, чтобы сказанное не стало добычей тех, кто не должен быть посвящён в тайны мира, Масуд-бек попытался ещё раз вразумить вспыльчивого дядю:

— Он пришёл сюда сам. У него к тебе важное дело.

— Сам?!

— Вот именно.

— Не смеши меня, Масуд-бек. Какое у этого безродного негодяя может быть ко мне дело? Я видел, как он хотел убить тебя, может быть, ты это имеешь в виду?

Масуд-бек улыбнулся:

— Вот это я ему прощаю. Но не прощу, если выяснится, что он хотел тебя побеспокоить по пустякам.

Вспышка гнева стала подёргиваться пеплом недоумения в сознании эмира, и племянник вовремя это почувствовал, пустил в дело ещё несколько аргументов:

— К тому же, хазрет, он в наших руках. Полностью. Мы можем убить его в любой момент.

Хуссейн молчал.

— И потом, если он достоин смерти и мы это выясним, то глупо открывать ему такой лёгкий выход из этой жизни, как удар кинжалом в сердце. Пусть он познакомится на прощание с нашими мастерами пыточных дел.

Последний довод показался Хуссейну наиболее убедительным, он сосредоточенно кивнул:

— Правильно. Это ты сказал правильно. Он у нас в руках. И никуда из них не денется.

Трудно было спорить с этой мыслью, ибо насильно коленопреклонённого сербедара держало уже шестеро здоровенных нукеров.

На этом закончилась первая часть разговора, продолжение последовало в башне дворцовой тюрьмы, в тёмном круглом помещении с каменным полом. В окружении многочисленных пыточных устройств и инструментов. Хуссейн считал, что люди всегда становятся разговорчивее, когда имеют возможность понаблюдать эти изощрённые изобретения человеческого ума.