Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

— Посмотрим, что он скажет сейчас, — и на морщинистом смуглом лице Родриго появилась ироническая улыбка. — Вряд ли он захочет ссориться с господом богом!

Дон Арайя жил одиноко. Много лет тому назад у него умерла жена, а сын утонул в море. Дон Арайя остался один, хотя где-то в Кастилии были родственники.

В комнате, где лежал умирающий, было полутемно и душно. На подушке белело худое лицо старого кастильца. Он тяжело и хрипло дышал. Рядом стоял лекарь, он только что пустил больному кровь, но часы дона Арайи сочтены. Лекарь тихо вышел из комнаты — он тут уже был не нужен.

— Сын мой, — сказал Бартоломе, — мы пришли, чтобы примирить вас с богом, которого вы часто забывали при жизни. Но он милосерден и простит вам, если вы искупите свои грехи.

Арайя через силу усмехнулся:

— Я знаю, что вы скажете, падре! Вы требуете, чтобы я дал своим индейцам свободу…

— Требую не я, а всевышний! Я лишь не могу отпустить вам ваших грехов, пока этот тяжкий груз лежит на вашей совести. Сеньор Арайя, вспомните вашу жену и вашего сына. Они ждут вас на небесах, если вы выполните предначертание бога.

— Падре, — прошептал умирающий, — дайте завещание… я сделаю то, о чем вы просите…

— Где лежит ваше завещание, сеньор? — деловито спросил Ладрада.

— Там… в черном шкафу. На первой полке есть потайной ящик… мой майордом знает.

Ладрада поспешно позвал майордома. В присутствии свидетелей Арайя сделал изменение в своем завещании. Вчерашние рабы стали свободными вассалами короля Кастилии!

Монахи ушли из дома Арайи. Бартоломе устал и шел молча, зато Ладрада был в очень хорошем настроении:

— Еще одна жалоба на вас, Бартоломе, обеспечена. Наследники Арайи не простят вам того, что от них ушел лакомый кусок в двести душ индейцев. Мне говорили, что про вас уже писали принцу Фелипе в таких выражениях: «…этот приор Лас-Касас в своем местечке создает беспорядки и сеет между жителями вредные мнения насчет индейцев…»

— Хватит, Родриго, — улыбнулся Бартоломе, — давно известно, что я смутьян и скандалист. Недаром, когда я еще был в Санто-Доминго, мне запрещали выступать с проповедями. Власти боялись услышать правду, которую я преподнес бы им в своих речах. Так что вы рискуете вашей репутацией, оставаясь в моем монастыре.

— Я рискую репутацией, но спасаю свою душу, работая с вами, — с чувством ответил Ладрада. Этих двух людей связывала уже в течение нескольких лет не только большая дружба, но и общность стремлений.

Когда они вернулись в монастырь, Бартоломе попросил Ладраду отслужить вечернюю мессу; он хотел еще поработать в саду, пока не стемнело. Но сегодня ему не суждено было сесть за свою «Историю». Его ждал посланный алькальдом коррехидор с просьбой немедля прибыть в кабильдо — городской совет Пуэрто-Платы.

У алькальда находился высокий гость — президент Аудиенсии.

— Простите, что я потревожил вас, падре, — приветствовал он Лас-Касаса, — но важные события призвали меня в Пуэрто-Плата. Вы, конечно, слышали об этом постыдном восстании касика Энрике?

— Да, ваша милость, я знаю о постыдном поведении дона Валенсуэлы и губернатора Вадильо по отношению к ни в чем не повинному касику Энрике.

— Да, да, — ответил поспешно президент, — конечно, дон Валенсуэла довольно грубо поступил с касиком, а губернатор города Сан-Хуан несколько превысил свои полномочия…

— Называйте вещи своими именами, — резко сказал Лас-Касас. — Вы считаете только грубым, когда Валенсуэла отобрал жену, имущество и лошадь у Энрике, а потом избил палками?

— Нет, но…

— А потом, когда свободный индеец, вассал короля Кастилии, обратился с жалобой к наместнику короля — губернатору города Сан-Хуан, тот, вместо того чтобы удовлетворить справедливую жалобу индейца, заточил его в крепость.

— Нет, нет, падре, я не оправдываю действий Валенсуэлы и губернатора, но, вы сами понимаете, мы уже имеем дело с восстанием, ибо Энрике ушел в горы с группой индейцев и при первой же стычке убил двоих испанцев!

— Вот как, убил двоих, — сказал Лас-Касас. — Но ведь он убил защищаясь, а не нападая! Преследовал ли он убегающих испанцев, скажите мне, ваша милость?

— Нет, но он угрожал: «Благодари меня, Валенсуэла, что я не убиваю тебя, иди, но не возвращайся! Берегись!» А ведь это мятеж! К нему присоединяются беглые индейцы. Он научил их обращаться с оружием испанцев. Он смеется над нами, этот Энрике.

— Однако я слышал, что Энрике, которого вы поносите, взял слово с индейцев, что они не будут причинять вреда невинным колонистам — жителям острова, а будут только защищать себя от карателей. И я слышал также, — Лас-Касас насмешливо улыбнулся, — что те восемьдесят испанцев, которых Аудиенсия выделила для поимки Энрике, бесславно вернулись домой, вымотанные голодом и усталостью, но живые…

Президента начал раздражать этот язвительный допрос. Он увидел, что Лас-Касас остался прежним. В нем было больше от законника-юриста, чем от монаха… Президент перебил Лас-Касаса:

— Прекратим эти пустые разговоры! Его величество приказал подавить восстание, ибо видит в нем дурной пример для индейцев острова, для всей Индии. Мы призвали вас, имеющего такой большой опыт жизни в колониях, чтобы посоветоваться, как можно быстрее и желательно мирными средствами окончить это неприятное дело.

Лас-Касас иронически усмехнулся:

— Благодарю вас за честь и признание моих скромных заслуг перед королем и Индией. Но позвольте мне задать вам один вопрос: сколько раз пыталась ваша милость и вся Аудиенсия привести мятежного касика в повиновение, поднимая против него оружие?

— О, много раз! Уже не первый год собирают войско, вооружают флот. И, пока он не умрет, этот мятежник, или не будет подавлен, мы не сложим оружия!

— А сколько раз вы пытались мирным путем прекратить восстание, поднятое Энрике?

— Не знаю, ведь это нелегко, но, наверное, один раз, — удивленно ответил президент.

— Так почему вы считаете этот единый раз трудным, в то время как насильственный путь кажется вам легким? Я полагаю, сеньор, если вы обратились ко мне, надо применить тот путь, который вам показался столь тяжелым, то есть путь мира.

Через несколько дней вернулись разведчики-монахи, посланные Лас-Касасом на переговоры к Энрико. Мятежный касик согласился на прекращение войны, но при условии, что ни ему ни его отряду испанцы не причинят никакого вреда. Лас-Касас заверил касика, что всем индейцам будет позволено вернуться домой, в их провинции, и что испанцы не будут их преследовать.

С доброй вестью о мире вернулся Лас-Касас в Санто-Доминго. Это возвращение, после нескольких лет затворничества в маленьком монастыре, произвело небывалый эффект на Эспаньоле. Сам Лас-Касас часто потом говорил своим друзьям: