Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

И, несмотря на столь короткую жизнь, художник принял, как факел, традиции великого Джотто. Его искусство, как и у Джотто, глубоко человечно. И тут Бартоломе вспомнил фрески на потолке в Сикстинской капелле, в Ватикане. Это было творение величайшего художника Микеланджело. Волшебный факел у Мазаччо приняли такие мастера, как Микеланджело, Рафаэль, картинами которых Бартоломе восхищался в Риме.

Бартоломе вышел из церкви. Его волновали новые мысли. Как велика связь времен! Начиная от Прометея, человек всегда несет священный огонь, и если один падает, другой подхватывает и высоко поднимает факел.

И не должен ли он, Бартоломе, считать себя одним из тех, кто удостоился чести нести светоч сурового пламенного Данте, свободолюбивого Петрарки? Данте писал о «живой правде». Живая правда и есть та справедливость, во имя которой люди отдают не только знания и силы, но и всю свою жизнь.

После поездки в Кастилию и Рим в 1536 году Бартоломе более не вернулся на Эспаньолу, в Пуэрто-Плату. Франсиско де Маррокин, избранный недавно епископом Гватемалы, настаивал на том, чтобы Бартоломе принял на себя руководство одним из монастырей Гватемалы. И Бартоломе согласился.

Монастырь в городе Сант-Яго де лос-Кабальерос был полуразрушен. Монахи не очень охотно селились там. Обстановка в Гватемале была напряженной и небезопасной. Завоеватель и губернатор Гватемалы Педро де Альварадо, вместо того чтобы заботиться о благосостоянии вверенной ему области, покинул ее и ринулся в Перу. Слухи об успехах экспедиции Писарро достигли жадных ушей Альварадо. Он решил двинуться на юг и присоединиться к Писарро. Тот нуждался в людях, оружии, в продовольствии. Аудиенсия Гватемалы протестовала против отъезда губернатора: большая часть страны была еще в состоянии войны, индейцы стонали под игом рабства и готовы были в любой момент подняться на восстание. Но Альварадо нагло ответил, что ему наплевать на Гватемалу! Он хочет идти к другим, более великим открытиям.

И, невзирая на запрещение Аудиенсии, бесшабашный кастилец уехал, погрузив на каравеллы всех солдат, все оружие и продовольствие.

…Разрушенные кельи, заброшенный сад, сломанные ограды — вот что досталось Бартоломе и его товарищам: Родриго де Ладраде, Педро де Ангуло и Луису Кансеру, которые уже несколько лет не расставались с ним. Восстановив две-три кельи, они решили заняться изучением местного языка киче, языка индейцев, среди которых им предстояло жить и трудиться.

Епископ Франсиско де Маррокин был знатоком языка киче. Он несколько лет работал каноником в Сант-Яго и составил на этом языке грамматику и Катехизис — краткое изложение основ христианской веры в форме вопросов и ответов. Часто можно было видеть в маленькой тесной келье или в монастырском саду этого изящного, еще не старого епископа, а вокруг него — монахов, усердно изучающих индейский язык.

Тогда же Бартоломе написал трактат «De unico vocation modo» [56] De unico vocation modo omnium gentiun adveram religionem — ( латинск. ) — «Единственный способ обращения в христианство». , наделавший много шуму. Трактат был написан по-латыни, но Бартоломе перевел его на испанский язык, чтобы он стал настольной книгой не только для священников, но и для всех людей доброй воли из колонистов, чиновников, офицеров, живущих и работающих в Индии.

В этой книге Бартоломе отвергал доводы о различии между людьми разного цвета кожи, утверждал, что нельзя воевать с язычниками только потому, что они язычники, доказывал, что единственно справедливый и законный способ обращения язычников в христианство — это путь убеждения, а не принуждения.

Буря негодования и насмешек встретила этот трактат.

— Лас-Касас — неумный теоретик! — кричали одни. — Благовестие мира годится лишь для совершенного общества. В нашем мире самое убедительное и пригодное благовестие — это удары кулака и шпаги!

Другие презрительно пожимали плечами и говорили, что старик Лас-Касас просто выжил из ума; стоит ли обращать внимание на его бредни!

— Пусть-ка этот «апостол» постарается обратить хоть одного индейца словами, и только словами, в христианскую веру и заставит соблюдать мир! — издевались третьи. — Тогда он узнает, что для этого мало одних слов любви.

— Постараюсь это сделать! — отвечал всем Лас-Касас.

На севере Гватемалы была провинция Тузулутлан. Находилась она в горах, диких и почти недоступных. Трижды пытались испанцы захватить Тузулутлан и трижды возвращались побежденными. Индейцев, которые жили там, испанцы прозвали «бешеными». Никто из колонистов не осмеливался и близко подходить туда. Тузулутлан получил название Tierra de guerra — «земля войны».

Однажды, после очередного урока, Бартоломе сказал Маррокину:

— Мне пришла в голову одна неплохая мысль, Франсиско, я уверен, что вы одобрите ее.

— Какая именно?

День клонился к концу. Сумерки окутали сад. Ничто не нарушало покоя тихого вечера.

— Я хочу отправиться в Тузулутлан и установить с индейцами мирные отношения.

— Вы сошли с ума, Бартоломе! — перебил его пораженный Маррокин. — Вам надоела жизнь? Это безумие!

— И вы, Франсиско, считаете меня безумцем, так же как и все колонисты? Не ожидал!

— Простите, дорогой друг, — смутился епископ. — Но я не могу представить себе, как вы отправитесь на верную смерть к этим бешеным. Я не отпущу вас, ибо люблю и ценю.

— А что скажете вы, мои друзья и сподвижники? — вместо ответа обратился Бартоломе к монахам, отдыхавшим на траве.

Луис Кансер, молодой и пылкий, воскликнул:

— Я готов за вами хоть в преисподнюю, а не только к бешеным индейцам!

Родриго де Ладрада покачал головой:

— Вряд ли в преисподней примут таких беспокойных людей, как наш Бартоломе Лас-Касас и мы! Но к индейцам я готов идти.

Педро Ангуло, молчаливый и сдержанный, встал и, подойдя к Бартоломе, протянул ему руку.

— Итак, Франсиско, — весело сказал Бартоломе, — вы остались в одиночестве! Придется вам благословить как епископу наше начинание — мирный поход в страну войны.

— Но я не понимаю, Бартоломе, — не сдавался Маррокин, — зачем вам понадобилось для подкрепления вашей правоты идти именно в страну войны? Вы можете обратить какое-нибудь мирное селение.

— Это очень понятно, — серьезно ответил Бартоломе. — Рано или поздно Тузулутлан станет добычей испанцев. И вы представляете, сколько крови и разрушения принесут туда каратели? Как они отомстят индейцам за свои поражения в прошлом? Поэтому я и выбрал эту землю. А совсем не потому, что победа принесет мне лавры.