Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

Молодого индейца приняли в монастыре с большими почестями и очень радушно. Гость, помня наказ брата, внимательно наблюдал за жизнью святых отцов. Действительно, торговцы сказали истинную правду: в монастыре не было ни одной женщины, монахи не имели ни золота, ни серебра. Ели они на глиняной посуде, и самую простую пищу. Потом ему показали город, улицы с большими домами, лошадей, лавки, полные самых различных товаров. Он получил множество подарков от своих гостеприимных хозяев. Особенно подружился молодой вождь с Луисом Кансером, который был ближе всех ему по возрасту.

— Пусть Луис едет со мной, — попросил брат касика, когда настало время отъезда. — Он лучше всех говорит на нашем языке, — добавил прямодушный юноша, — а к тому же… он красивее всех!

— Устами невинных глаголет истина, — улыбнулся Бартоломе. — Хорошо, сын мой, я согласен. Пусть с тобой отправится Луис, потом и мы приедем в гости к твоему брату.

И Луис Кансер в сопровождении молодого индейца, нагруженный подарками для касика, отправился в начале сентября 1537 года в «страну войны».

С нетерпением ждал Бартоломе возвращения Луиса из Тузулутлана. Трагедия в Кумане не была им забыта. Гибель Рентерии до сих пор терзала его сердце. А вдруг с Луисом что-нибудь случилось? Он молчал, но Родриго видел беспокойство Бартоломе, слышал по ночам, как тот ворочался на своей узкой, жесткой постели, вздыхал…

С дружеской грубоватостью Родриго говорил:

— Можно подумать, что вы отпустили в горы неопытную девушку, а не полного сил, молодого, закаленного в Индии миссионера, каков наш Луис Кансер. Ну что терзаться без смысла?

— Не упрекайте меня, Родриго, — сказал Бартоломе, — я ведь не жалуюсь. Я молчу.

— Молчите, как же! Точно я не слышу, как вы не спите по ночам, вздыхаете так, словно у вас душа разрывается на части. У меня у самого начинает болеть душа за вас. И есть вы стали хуже, Бартоломе, разве я не вижу! А еще хотите идти после возвращения Луиса в Тузулутлан. Да вы свалитесь по дороге от слабости!

— Хорошо, хорошо, — уже с нетерпением отвечал на упреки друга Бартоломе. — Вы ворчите, как старая женщина, Родриго, — и менял тему разговора, хотя понимал, что Родриго не так уж неправ.

Но наконец в октябре Луис вернулся. Миссия его оказалась удачной. Со свойственным молодости пылом Луис рассказывал о своих успехах:

— Вы даже не представляете, каков этот касик! Он умен и воспитан, как истый идальго! Многие кастильцы могут поучиться у него, как вести себя. Встретил меня он поистине с королевскими почестями, но с каким достоинством! После моей первой проповеди он приказал выстроить храм. Он низверг и повелел сжечь всех старых идолов.

— А как же отнеслись к этому его подданные и жрецы?

— Подданные пошли по его пути, но жрецы… Клянусь вам, что более отвратительных личностей я не видывал! Как вы знаете, индейцы очень чистоплотны, а эти жрецы — они никогда не моются! У них грязная одежда, вся в крови и пятнах от приносимых жертв. У них нечесаные, свалявшиеся волосы. А запах… Брр! Даже вспомнить противно.

— Немудрено, что касику понравилась ваша чистая одежда, — резонно заметил Педро Ангуло.

— И вполне благообразный вид, — добавил не без ехидства Родриго, потому что Луис был красив и весьма следил за своей внешностью.

Луис покраснел, но Бартоломе сказал:

— У человека должна быть прекрасной не только душа, Родриго! И то, что Луис так выгодно отличался от этих безобразных жрецов, без сомнения, пошло на пользу нашему делу. Продолжайте, Луис, не обращайте внимания на старого ворчуна Родриго. Он просто завидует вашей молодости и красоте!

— Ну, тогда мне не бывать в Тузулутлане, — не унимался Родриго. — Слава богу, на меня не падет выбор ехать туда! С моей рябой физиономией и кривым носом лучше им не показываться, а то еще примут меня за жреца войны!

— Не только поэтому, Родриго, — заметил Бартоломе. — Вспомните, как вы говорите на языке киче. Вряд ли вас поймут там…

Теперь пришла очередь Родриго смутиться. Действительно, он менее всех преуспел в изучении языка.

— Но продолжайте, Луис, — сказал Бартоломе. — Как встретил касик наше послание?

— Письмо губернатора произвело на касика небывалое впечатление. Он заставлял меня читать его много раз. А восторженные рассказы его брата и преданных нам торговцев, «посланцев мира», как их прозвали, еще более убедили вождя в том, что мы друзья, а не враги. Он первый принял христианскую веру, а за ним и другие подданные. Я крестил по десятку человек в день в нашем новом храме!

— Важно не это, — сказал Бартоломе, — а важно, что касик поверил нам, поверил, что не все испанцы злы и жестоки. В этом победа вашей миссии, Луис! Теперь я иду вместе с вами. Надо укрепить достигнутую победу, надо распространить ее и на другие провинции.

…Ранним утром Бартоломе будил своих товарищей по походу стихами Данте:

— Да, — ответил Родриго, ворочаясь на своей жесткой постели, — если вы называете то, на чем я лежу, «периной», я готов отказаться от славы.

— Но тогда, — улыбнулся Бартоломе, — Данте утверждает, что

В келью заглянул Луис.

— Кто здесь вспоминает Данте? — И продолжал, обращаясь к Родриго:

— Слава святому Себастьяну, — зевнув, ответил Родриго, — моя плоть остается дома… ей не предстоит, как вам, карабкаться по кручам Тузулутлана.

— Не рассчитывайте, Родриго, — сказал Бартоломе на прощанье, — что вам не придется потом побывать там.

— Я хорошо знаю вашу неугомонность, Бартоломе, — отвечал Родриго. — Разве вы оставите бедного старого Ладраду в покое. Придется подзубрить язык киче, чтобы меня хоть немного понимали индейцы. И тогда я готов лезть за вами на любую гору!

Природа северного нагорья Гватемалы сильно отличалась от ее побережья. По нижним склонам гор росли влажные тропические леса. Много дней тянулись лесные дебри, с непроницаемым для солнца сводом.

Высокие деревья с большими ребристыми листьями были опутаны лианами, петли которых имели самые причудливые формы. Огромные папоротники с толстыми стволами преграждали путь. Воздух был насыщен тяжелыми испарениями гниющих растений, ароматом неведомых цветов. Пронзительно кричали золотисто-зеленые попугаи. Любопытные, но трусливые черные цепкохвостые обезьяны прятались в ветвях деревьев при виде людей. На открытых местах летали огромные, похожие на птиц, пестрые бабочки и крошечные, сверкающие яркими перьями птички, величиной не более мухи.