Томас Костейн - Серебряная чаша

Кем был этот кое-кто стало тут же ясно. Как ветер, в кухню ворвалась Юли-Юли. Она была одета во все зеленое, а в руках держала целую охапку желтых перьев. Девушка была явно на взводе. Не в силах сдержать себя, она прошлась в танце между столами. С губ не сходила счастливая улыбка.

— Он готов? — спросила она Селеха. — Замечательно. Я тоже готова. Как он вкусно пахнет! Боюсь, что когда меня будут уносить, я прогрызу в нем целую дыру. — Тут она посмотрела на Василия поверх перьев и улыбнулась. — Селех, прошу тебя, расскажи этому молодому человеку, что мы собираемся делать. Знаешь, Селех, — это очень милый молодой человек. У него очень красивая жена, и он очень серьезный. Я думаю, мы заставим его улыбнуться, рассказав о том, что тут приготовлено.

— Но он сам все увидит, — запротестовал главный повар. — Ты что, хочешь лишить его удовольствия?

Девушка улыбнулась Василию и протянула ему перья, чтобы он посмотрел их. Там было два больших пера и еще что-то, напоминавшее гребешки. Юли-Юли повязала повязку вокруг головы, чтобы длинные красивые волосы не мешали во время танцев, затем взяла два больших пера и показала, как они крепятся к плечам. Они казались двумя маленькими крыльями.

— Скажи ему, что мой первый танец называется «танцем птицы».

Селех перевел, а потом добавил:

— Под сиденьем находится пружина. Когда откроется дверь, она подбросит Юли-Юли вперед, словно птицу.

— Она будет очаровательной птицей, — согласился Василий.

Эти слова переводить было необязательно. Она прочла их смысл в улыбке, которая сопроводила замечание. Девушка благодарно кивнула юноше.

— То, что я скажу сейчас, не надо ему переводить, — сказала она Селеху. — Мне очень жаль, что он женат!

Тихо Селех сообщил Василию, что появление девушки планируется во время десерта.

Но молодого человека ждал еще один сюрприз. Когда он вошел в зал, где должен был состояться ужин, он увидел на длинном столе напротив императорского дивана все бюсты Нерона, которые он успел сделать за это время. Не без тайной гордости он спросил себя, почему именно сегодня выставлены на показ его работы. Ведь император совсем не собирался их никому показывать. Когда он проходил под сводами этой огромной залы, построенной еще в честь первого императора Августа, то почувствовал удивительную внутреннюю легкость. Он познал успех, прожил три недели в опасном дворце и пока не потерял расположения Нерона. Несмотря на зависть и интриги, он заставил уважать свой талант. Но он чувствовал, что настало время уходить. Его ждала великая работа, и он должен был вернуться к Деворе, чтобы закончить ее. И он должен искупить вину перед женой. Василий все время задавал себе вопрос: не воспользоваться ли хорошим настроением Нерона, чтобы попросить отпустить его. И тогда он решил: если император будет сегодня в благодушном настроении, он рискнет и выскажет свою просьбу.

Впервые за пребывание во дворце Василий набрался смелости обойти весь зал. Ему хотелось получше рассмотреть его. Он действительно был огромным. Пол был неровным, словно холмы, его перерезали возвышения. На этих возвышениях стояли роскошные диваны для гостей.

А гости были уже тут как тут. В этот день роскошь их одежд бросалась в глаза как никогда. Словно все знали заранее, что прелестная Поппея, жена императора, собиралась надеть свои лучшие одежды и украшения. Она возлежала рядом с Нероном, и вид у нее был немного надутый, как у капризного ребенка. На ней позвякивали новые серьги, и не было человека, который не обратил на это внимания. Они были большими и прекрасно оттеняли ее темные глаза и волосы. Колец на пальцах было столько, что, казалось, она не сможет поднять руки. Шикарные одежды небрежно ниспадали с плеч. Рубины и опалы сверкали, словно звезды.

Василий заметил, что на многих столах возвышались аметистовые чаши, а это означало, что гости принесли их с собой. Дело было в том, что посуда во дворце была очень старой и после правления Клавдия находилась в плохом состоянии. Многие вещи сломались или просто были разворованы, поэтому приглашенные часто ощущали недостаток посуды, а особенно аметистовых чаш. А это было важно, потому что при дворе упорно держалось мнение, что такие чаши предохраняют от пьянства.

Симон Волшебник, как всегда мрачный и молчаливый, сидел на своем обычном месте, и Василий сделал большой круг, чтобы не встретиться с ним. Ему вовсе не хотелось, чтобы этот самозванец вспомнил, глядя на него, того юношу, который пришел к нему с просьбой изгнать злого духа. В одном из отдаленных и темных углов зала Василий заметил про славленного полководца Флавия. По всей вероятности, он впал в немилость из-за того, что без энтузиазма встретил проекты Цезаря о завоевании мира.

Увидел он и Елену. Он сидела рядом с красивым, но очень мрачным молодым человеком в богатой одежде офицера преторианской гвардии. Когда скульптор проходил мимо, девушка отворачивалась изо всех сил, чтобы не встретиться с ним глазами.

Нерон, и это бросалось в глаза, был в прекрасном расположении духа. После первых же блюд он спел гостям. Причем с большим настроением. Голос был великолепным, но было заметно, что он не выкладывается полностью. Император явно хотел осчастливить гостей своим божественным голосом и после вторых блюд. Как всегда гости бурно аплодировали в обычной истеричной манере. Нерон был просто счастлив и буквально сиял от гордости. Его полная грудь бурно поднималась и опускалась. Казалось, все шло как обычно, а учитывая настроение императора — даже лучше, чем всегда. И все же в зале явно ощущалось скрытое напряжение. Место Тижелия за столом было пусто, и как многие из присутствовавших, Василий задавался во про сом: «Что за гнусное дело могло послужить причиной отсутствия этого страшного человека?»

Принесли десерт: огромные блюда со свежими фруктами, орехами, пироги с медом, сладкие пирожные и сухое легкое печенье, которое просто таяло во рту.

Наступила небольшая пауза. Дарий, который контролировал музыкантов и прочих артистов, стоял в стороне и взволнованно смотрел немигающими глазами на двери под аркой. Двери эти вели в кухню и сейчас были заперты.

И вдруг, без всякого предупреждения, двери распахнулись. Ужасный трамтарарам оглушил гостей. Целый кортеж артистов стал медленно выползать из кухни. Впереди шли акробаты. Они прыгали во все стороны, подбрасывая друг друга к самому потолку. При этом они подбадривали себя громкими криками. За ними шли танцоры, разделенные на группы. Каждая из них представляла в танце какую-нибудь страничку истории великого Рима или что-нибудь из жизни богов. Потом появились музыканты. Впереди тамбуристов вышагивали четыре раба. Они несли на мускулистых плечах тот самый сахарный стул, который Василий видел несколько часов назад на кухне. Канарейки заливались во всю, колокольчики звенели при каждом шаге. Четыре толстые свечи горели по углам стула.