Томас Костейн - Серебряная чаша

— А разве Лука не дал тебе денег, когда вы покидали Антиохию? Дедушка считал, что этой суммы более чем достаточно.

— Просто моя свобода оказалась дороже, чем он предполагал, — объяснил Василий. — Моя бывшая хозяйка и ее муж были очень жадными, и они поставили Луке тяжелые условия. Когда, наконец, все было улажено, то у Луки оставались только две медные монетки.

У девушки расширились от ужаса глаза.

— Как же вам удалось добраться до Халеба, чтобы встретиться с Адамом-бен-Ахером?

— А об этом Лука почти не беспокоился. Он сказал, что о нас позаботится Господь, и именно так Он и поступил. В первый же вечер мы остановились в маленьком селении, нам указали на дом одной вдовы. Мой благодетель сказал этой женщине: «Иисус воскрес!» Она ответила… ответила что-то странное, я ничего не понял, но для Луки это, видимо, имело какое-то значение.

Девора прервала его и тихо сказала:

— Наверное, эта женщина ответила: «Он сидит справа от Бога».

— Да-да, вдова произнесла именно эти слова, и между ними сразу воцарилось полное доверие.

— Да, полное доверие, можешь не сомневаться.

Василий продолжал рассказ, воздержавшись от вопросов:

— В ту ночь мы спали в доме вдовы. То же самое произошло на следующий день. Мы попросились на ночлег к одному тележнику. Это был бедный человек, отец семерых детей, но, несмотря на свое нищенское существование, он отдал все лучшее, что у него было.

Расстались они в коридоре, и Василий поднялся к себе в комнату. Его переполняло чувство благодарности к девушке. Но понемногу его мыслями овладели другие заботы. Итак, Христофор из Занты был жив. Теперь Василию надо было как можно быстрее отправляться в Рим. Но как ему туда добраться? Может быть, Иосиф будет так добр, что отправит Василия в Рим с каким-нибудь поручением или деловым письмом. А если нет? Тогда, чтобы попасть в столицу мира, ему придется наняться матросом на один из кораблей, плывущих в Рим. Об этом варианте Василий думал без всякого энтузиазма, потому что прекрасно знал, что жизнь моряка мало чем отличалась от жизни раба. Ничего не вызывало в душе молодого художника такого страха, как перспектива снова оказаться закованным в цепи.

В этот вечер Иосиф заявил, что не в состоянии проглотить ни куска, поэтому его место за столом заняла какая-то родственница — огромная женщина, закутанная в белые одежды. На Василия она поглядывала весьма недружелюбно.

— Это одна из наших теток, — прошептала Девора молодому человеку, с трудом удерживаясь от улыбки. — Ее зовут Азазия, но мы прозвали ее Нанасией. Она ужасно любит поесть, и когда сидит за столом, то не видит вокруг себя ничего, кроме еды.

Ужин проходил в большой комнате, окна которой выходили на север и запад. Свежий ветер слабо колыхал у потолка тяжелые шторы. У самого стола рядом с Деворой стоял раб, тоже одетый во все белое. Он готов был выполнить любое указание хозяйки.

— Мне удалось достать три перепелки. Я взял их с блюда там… внизу, — прошептал раб, которого звали Авраам, а потом наклонился к девушке и продолжил: — Тушеные в вине, они имеют удивительный вкус. Их специально откармливали кузнечиками и простоквашей.

Девора слегка покраснела, словно то, что сказал Авраам, действительно имело большое значение. Она кивнула головой, давая понять, что удовлетворена, а потом громко спросила:

— А какая у нас сегодня рыба?

Авраам скорчил грустную гримасу:

— Рыбу не приготовили. Но, может быть, мне удастся достать немного лобана у тех, кто сидит там внизу. И еще барабульку в креветочном соусе. Они сегодня на редкость удались, хозяйка.

Девора покачала головой:

— Я не хочу ждать и не хочу подбирать крошки со стола моего отца. А что приготовлено специально для нас?

Раб вышел и тут же появился вновь, неся великолепные блюда. После пухлых румяных перепелок была подана тарелка, выложенная невероятно аппетитными кусками козлятины и рисом, припудренным ароматным ячменем. В середине блюда возвышалась горка каперсов [28] Каперсы — плоды субтропических деревьев. , украшенная роскошными листьями свежего шпината. Затем подали яйца, сваренные в тминном соусе, козий сыр, айвовый джем и корзину нежнейших персиков. На протяжении всего ужина все три чаши на столе не минуты не оставались пустыми. За этим внимательно следил раб, то и дело подливая вкусное медовое вино, которое называлось мульсом.

Василий, предупрежденный о больших возможностях тетки, не удивился, когда она накинулась на еду, пробуя все блюда подряд и не отдавая предпочтения ничему конкретно. У Василия и Деворы тоже был хороший аппетит, свойственный всем молодым, и они старались не слишком отставать от прожорливой родственницы. Но вот наступил поздний вечер, было подано последнее блюдо, а затем появились полотенца и теплая вода. Азазия, и без того молчаливая, теперь совсем помрачнела, и молодые люди покинули ее, пересев к северному окну, из которого можно было наблюдать прекрасный закат, окрасивший крышу Храма в необычайно яркий багрово-золотистый цвет. Неожиданно до них донесся далекий, но очень отчетливый звук труб, в которые дули священники Храма, сообщая всем об окончании дня.

— Я слышу этот звук каждый день, но он волнует меня, как в первый раз, — сказала Девора, прислушиваясь. Ты знаком с нашими обычаями?

— Очень мало — и, если честно, я их побаиваюсь.

— Это звучат бараньи рога. Разогрев над огнем, их выгибают так, чтобы звук стал невероятно мощным. Их прячут от всех, и даже когда священники берут их в руки, чтобы возвестить о конце дня, то всегда прикрывают их чем-нибудь. Так происходит со всеми предметами культа — они всегда спрятаны, никто не имеет права смотреть на них. А знаешь ли ты, что к платью главного священника прикреплены специальные колокольчики? Знаешь для чего? Люди слышат их звон и поспешно отворачиваются. Да… в наших обычаях много таинственного.

— Да, я заметил это. К тому же есть один вопрос, который никто никогда не задает…

Девора посерьезнела:

— Я не боюсь на него ответить. Ты спрашиваешь себя, христианка ли я? Да, конечно, я христианка. Меня с детства научили верить в Иисуса Христа. Мать, которая умерла, когда я была совсем маленькой, научила меня говорить Иисус раньше, чем avva или imma, а потом отнесла меня к дедушке, чтобы он услышал, как я произношу Его имя. Уже тогда дедушка казался мне очень старым, борода его была совершенно седой, а глаза окружали добрые морщинки. Когда он услышал, как я произношу Иисус, он даже расплакался. — Девора воровато оглянулась, чтобы удостовериться, что поблизости нет никого из слуг или рабов, а толстая тетя не подслушивает их разговор. — Все сегодняшние гости отца — священники из Храма. Пришел самый главный из них, все его друзья и соратники. Думаю, что именно сейчас они обсуждают меры предосторожности, который собираются предпринять в связи с приездом Павла в Иерусалим. Тебе не кажется странным и ужасным, что подобные разговоры ведутся именно в доме Иосифа Аримафейского? — девушка говорила очень печально, но неожиданно, подперев подбородок кулачком, улыбнулась. — Кажется, мы с тобой сегодня слишком серьезны. Мы только и делаем, что говорим о грустном. Знаешь, я даже ни разу не видела, как ты улыбаешься.