Томас Костейн - Серебряная чаша

В семь часов в дверях его комнаты появился Бенхаил. Он был полон энергией и спешил выложить все свои новости.

— Вчера фанатики рассыпались по всему городу, — заявил он с удовлетворением. — Они искали повсюду Павла, и если бы обнаружили его, то сейчас в его теле было бы столько же кинжалов, сколько щетины на теле свиньи. Было решено, что ему не стоит рисковать и показываться днем на улицах города, поэтому его тайно перевели в то место, где состоится встреча со старейшинами. Да, в этот самый момент он там и находится; ходит из угла в угол залы, в глазах молнии, и повторяет с вызовом: «Приведите ко мне моих врагов, и я изничтожу их!» — Жизнерадостная улыбка появилась на губах Бенхаила. — Сегодня я один из самых счастливых людей в городе. Мне поручено сопровождать тебя на встречу, и, значит, я буду на месте, когда взаимные упреки, брань и поношения посыплются словно град. Нам нужно будет идти, как только ты будешь готов.

Василий с наслаждением умылся и, поколебавшись минуту, сказал Бенхаилу:

— В такую жару мне даже есть не хочется. У меня лишь одно желание: поскорее приняться за работу.

— Довольно плохой принцип, — язвительно объявил Бенхаил. — Чем невыносимее жара, тем обильнее должен быть обед. Сегодня утром я съел дыню, целое блюдо винограда, отбивную из свежайшей, молочной козлятины, три маисовые лепешки и даже небольшой кусок сыра. И сейчас я чувствую себя таким же решительным и полным сил, как Давид [33] Давид — царь иудейский, родился в 1085 году до Р.Х. Во время единоборства он убил исполина Голиафа, филистимлянина. Давид поразил исполина в лоб камнем из пращи, а затем отсек ему голову его же мечом. Эта победа очень прославила Давида. , спешащий на битву с Голиафом, меч которого, как известно, был быстр как молния. Ешь лучше, молодой мастер, и твой талант укрепится, а пальцы станут более гибкими и чувствительными.

В коридоре они встретили Эбенейзера, личного слугу Аарона, который на этот раз был один и, очевидно, именно поэтому шел выпрямившись, естественной, живой походкой. Но больше всего Василия удивило нормальное выражение на обычно таком застывшем, каменном лице раба. А когда Эбенейзер, голос которого Василий за все свое пребывание в Иерусалиме так ни разу и не услышал, вдруг остановил их и заговорил, молодой человек даже оторопел.

— Какие у тебя есть новости для нас, Бенхаил? — спросил он таким скрипучим голосом, что Василий подумал о двери, которую не открывали лет десять. — Ведь Павел не уступит им, как ты думаешь?

— Ничего не бойся, Эбенейзер. — ответил Бенхаил. — Павел для того и прибыл в Иерусалим, чтобы драться. Он пи за что не уступит им.

Грустно кивнув раб опустил голову.

— О Бенхаил, это будет его последняя битва. Так предписано свыше.

Когда они вышли на улицу, их встретило солнце, которому, наконец, удалось пробиться сквозь низкие, темные тучи. Жара стала невыносимой. Василий спросил своего спутника:

— Разве может такое быть, чтобы слуга Аарона был христианином?

— Эбенейзер — одни из самых убежденных верующих среди нас. Раньше он был язычником с севера, но теперь он тверд, как железо и верит всему, что проповедует Павел. Но Аарон не знает, что он вместе с нами.

Слова, сказанные Деворой и Лукой, и без того преследовали Василия, но то, что этот странный раб, всю свою жизнь с молчаливой покорностью по щелчку пальцев хозяина бросавшийся исполнять его приказания, тоже был христианином, потрясло молодого художника до глубины души.

— А остальные рабы?

— Все, и даже надсмотрщик.

Их путь был долгим. Обычно старейшины собирались в маленькой комнате у Стены Давида. Но Василий и Бенхаил прошли мимо нее, направляясь дальше в город. На одной из улиц Бенхаил остановился у двери магазина. Находясь почти в полуобморочном состоянии от жары, Василий стоял рядом, покачиваясь. Их провели в помещение, чем-то напоминающее пещеру. Тут было сумрачно и прохладно, особенно после палящего зноя улицы. О слепнув от такой резкой перемены, Василий и Бенхаил остановились в нерешительности на пороге. Так они и стояли, пока чей-то голос не позвал их:

— Сюда, проходите сюда, пожалуйста.

В полумраке комнаты они могли лишь различить белую тунику говорившего. Они последовали за незнакомцем, и Василий понемногу привык к темноте. Помещение было заполнено до самого потолка огромными рулонами тканей. Пройдя еще одну дверь, все трое оказались в еще более темной комнате. Здесь провожатый остановился и ударил кулаком в стену. Казавшаяся незыблемой, каменная стена сдвинулась, и в образовавшийся проем хлынули свет и голоса. Кто-то спросил:

— Кто здесь?

— Нас прислал Иосиф Аримафейский, — ответил Бенхаил.

Тогда, очевидно, охранник ответил: «Входите!» и открыл перед только что прибывшими еще одну, очень маленькую и узкую дверь. Когда они переступали порог этой новой комнаты, Бенхаил шепнул своему спутнику:

— Это Павел сейчас говорит. И по одному лишь звуку его голоса я вижу, что он надел свои военные одежды и готов к сражению.

Василия провели внутрь залы и усадили на очень удобное место, откуда он мог прекрасно наблюдать за тем, что происходило вокруг. Удобно расположившись, он развернул на коленях материю, в которую была завернута глина, и разложил рядом инструменты. И только затем оглянулся по сторонам, привыкая к окружающей обстановке.

Его глазам предстал небольшой по размерам зал, помпезно украшенный и обставленный, словно когда-то очень давно кто-то пытался создать интерьер, соответствующий суровому величию храма. Стены были обтянуты некогда дорогой материей, а половину всего помещения занимала довольно импозантная эстрада. На ней стоял стол из желтой кости. За ним сидела небольшая группа людей с суровыми, хмурыми лицами.

Еще одна группа, более многочисленная и менее хмурая, расположилась на скамье прямо напротив эстрады. В отличие от первой в этой группе были и женщины, а в самой середине восседал Павел.

Бенхаил, который устроился позади Василия, похлопал его по плечу и прошептал:

— Посмотри внимательно на двоих с краю. Тот, который справа — Иаков, родственник Христа, а слева — Иуда.

Василий внимательно посмотрел на обоих мужчин, особенно он вгляделся в лицо Иуды. Высокий лоб, четко очерченный нос, борода, которой он, по всей видимости, очень гордился. И не без основания: она была густой, вьющейся и блестящей. Было заметно, что хозяин тщательно ухаживает за ней, расчесывая и смазывая маслом. Нетерпеливые пальцы молодого мастера сами собой принялись за работу.

Спустя некоторое время он сказал:

— Такое лицо, как у Иуды, не представляет особенной сложности. Ты заметил, какой у него курносый нос? Есть в нем что-то высокомерное. Нет, изобразить такое лицо не составит особого труда.