Томас Костейн - Серебряная чаша

«Такой человек, как Ананий, — с горечью сказал себе тогда Аарон, — своим поведением помогает христианам распространить свое влияние гораздо больше, чем мой отец со всем своим золотом, которым он их ссужает».

На звонок в комнату вошел слуга, неся в руках глиняный бюст, который Василий потерял в суматохе у Храма. Он осторожно положил его на край стола и вышел. По чистой случайности лицо апостола оказалось повернуто в сторону главного священника, казалось, глаза Павла смотрели теперь на своего врага с тем же презрением, как и в тот день, когда он стоял перед Синедрионом. Ананий поспешно протянул руку и повернул бюст лицом к стене.

— Ты был среди нас, когда привели этого человека?

— Да.

— Значит, ты слышал, как он обозвал меня «старой гробницей»? В моей жизни меня много и по-разному обзывали, но никогда еще ни одно оскорбление не задевало меня так сильно, как это. О этот Савл из Тарса! Я никогда не прощу его, и моя ненависть будет преследовать этого человека до конца его жизни. Но я пригласил тебя вовсе не для того, чтобы говорить об этом злобном, как собака, адвокате. Я собирался поговорить с тобой о талантливом мастере, сделавшем этот бюст. Ты конечно же знаешь, что именно он спас девушку, которая спровоцировала людей, кинув камень в римлян.

— Я слышал об этом.

— В таком случае, ты также должен знать, что этот человек является тем самым мастером, которого по велению твоего отца привезли из Антиохии.

Но Аарон вовсе не был таким простачком, чтобы попасться на эту удочку.

— Сомневаюсь. В Иерусалиме пруд пруди своих мастеров и оружейников.

— Да, но существует лишь один, единственный, способный создать такое прекрасное произведение. И ты конечно же в курсе, что этот человек продолжает по-прежнему жить под крышей дома твоего отца.

На этот раз Аарон был захвачен врасплох.

— Я абсолютно уверен, что этот молодой мастер уже давно покинул наш дом. Сразу же, как выполнил ту работу, ради которой его и доставили сюда! — воскликнул он.

— Мне кажется, что я лучше, чем ты, осведомлен о том, что происходит в этом кроличьем садке, который твой отец называет своим домом. Я даже могу сказать тебе, где он прячет молодого художника. — Тут он резко поднял голову и пристально посмотрел на Аарона: — Более того, я могу сказать тебе, какой работой этот мальчишка занят в данный момент.

— Я прикажу вышвырнуть его на улицу, — заявил Аарон с неподдельным возмущением.

— Ну, ну… Зачем так спешить! — сказал главный священник. — Ничего из этой истории не должно дойти до ушей римлян. Несмотря на все свое желание усмирить гордого Иосифа, я вовсе не хочу, чтобы это обошлось мне слишком дорого. Римляне же ухватятся за первый попавшийся предлог, чтобы конфисковать все имущество твоего отца, а я этого хочу не больше, чем ты. Нужно быть благоразумными и закопать поглубже позорный эпизод нашей истории — волнения у Храма. К тому же мне бы не хотелось, чтобы парень заподозрил что-либо и занервничал. У него есть задатки гения. А его используют в одном очень опасном деле. Я уже говорил тебе, что настало время поговорить откровенно. И я ничего не скрываю от тебя. Один из слуг в твоем доме подкуплен мной. Прошлой ночью он явился ко мне и сказал, что в доме у твоего отца спрятана некая чаша. Она старая, потертая и не имеет никакой цены, но нет такого христианина, который не отдал бы охотно свою жизнь за то, чтобы хотя бы коснуться ее. Это чаша, из которой пил Назарянин во время последней трапезы со своими последователями. И твой отец наказал этому молодому греку сделать для чаши оправу и всяко разукрасить ее.

— Уверяю тебя, что ничего не знал об этом деле.

— Я знаю. Но мы то! Вот уже много лет мы не сомневались в существовании этой чаши и прекрасно отдавали себе отчет в важности этой вещи. Мы искали ее повсюду. — Тут он сжал пальцы с такой силой, словно в них перешла вся его жестокость. — Не знать мне ни секунды покоя до тех пор, пока я сам не увижу эту чашу, не увижу собственными глазами, как она будет уничтожена, превращена в пыль! И я приказываю тебе, Аарон-бен-Иосиф, сегодня же найти эту чашу и принести ее мне.

Этот приказ был явно не по душе сыну Иосифа. От охватившей его злости лицо Аарона налилось кровью.

— Мой отец при смерти. Ты что же, считаешь, что у меня совсем нет сердца, что я способен в эти последние минуты нарушить его покой?

— Позволь мне объяснить тебе ситуацию. Проповеди Павла сейчас способны расколоть христиан на две части. Все евреи, даже те из них, кто верит в Назарянина, очень разозлены тем, что он требует равенства между ними и язычниками, ставит их на один уровень о нечистыми. Таким образом, начиная с этого момента они смогут набирать себе последователей лишь среди язычников. В довершение у нас имеется этот зловонный маг, этот отвратный самаритянин, который своими лживыми чудесами рождает сомнения в умах людей. — От волнения кровь прилила к лицу главного священника. — Обладая таким могущественным оружием, как эти два фактора, мы наверняка сможем, наконец, окончательно искоренить ересь. Ну что, теперь ты понимаешь сколько неудобств создаст эта чаша, если главари христиан извлекут ее на свет, — чтобы объединить своих последователей?

— Сколько времени отец владеет чашей?

— Несколько лет.

— В таком случае, она может побыть у него еще несколько дней.

— Какие дни, какие дни! — завопил Ананий. — Достаточно каких-то часов, чтобы мы потеряли ее навсегда. Ты что, Аарон-бен-Иосиф, не понимаешь, что у меня имеются средства заставить тебя подчиниться?

Но Аарон, в свою очередь, тоже был достаточно упрям, чтобы позволить сломать себя так легко. Его чувству собственного достоинства был нанесен тяжелый удар.

— Ты главный священник, — сказал он, — и в твоих руках заключена большая власть. Может быть, даже — я вполне допускаю и это — в твоем распоряжении находятся и кинжалы фанатиков. Но мы, мы тоже сильны. Наши деньги, влияние распространяются далеко за пределы диаспоры!

Ананий был в бешенстве. Он спрягал руки в складках туники, но гость прекрасно видел, как они дрожат от злости.

— Слушай, Аарон-бен-Иосиф! Час назад я приказал Самуилу окружить своими самыми преданными людьми твой дом. И в это самое время они уже находятся на своих постах. Ни один человек не сможет проникнуть в здание или выйти из него, не пройдя через их руки, и, если в этом имеется необходимость, не быть обысканными. Я повторяю: ни один человек. Даже ты, будущий хозяин дома. Ты говорил о силе? Так вот она.

— Вот уже несколько дней в Ионнии с нетерпением ждут прибытия одного корабля, — сказал в ответ Аарон. — Этот корабль полон дорогих товаров. Но если Иосиф Аримафейский решит, что не будет совершено ни одной сделки в городе, то ни один купец не выйдет из дома. Для арматоров это будет очень тяжелым ударом. Потери будут более чем ощутимы. А ведь все они из Иерусалима, и, если мне не изменяет память, среди них есть священники Храма. — Казалось Аарону доставляет удовольствие выступать в новой для себя роли. — Ты говорил о силе? Так вот она!