Сергей Семанов - Крымская война

Да, конечно, это была победа Горчакова-дипломата, и немалая! Легко выиграть с полными козырями на руках, это любой простофиля сможет, а вот когда их нет, тут победителем может стать только истинно сильный игрок. Тем горше признать, что дипломатический тот успех не стал победой Горчакова — государственного деятеля. Даже у него не хватило прозорливости предоставить Польшу своей судьбе: братский народ насильственно удержали в составе Российской империи. Рассматривая вопрос исключительно с точки зрения политической, отвлекаясь даже от всех прочих оценок, нельзя не признать, что это было ошибкой. А за ошибки политиков чаще всего расплачиваются не они сами, а их дети и даже далёкие правнуки. К чести Горчакова надо сказать, что в какой-то мере он понимал истинную значимость происходящего; в его время, в его кругу, такое встречалось не так уж часто.

Георгий Чичерин (из отчёта А.М. Горчакова за 1863 г. Перевод с фр. Г.В. Чичерина): «Мысль о том, чтобы совершенно уединиться от Европы, неосуществима. 1863 год показал, насколько положение дел отражается в этом отношении на России. Между двух крайностей мы должны были искать приблизительно среднего исхода. Способствовать, насколько может зависеть от нас, предупреждению сотрясений, ограничивать их при их разрастании и оберегать себя от них, насколько возможно, — вот цель, которую мы себе поставили. Сначала мы искали того в сближении с Францией... После польского восстания мы старались о сплочении воедино всех охранительных Правительств. Этот ход политики сближает нас с теми Правительствами, которым, как и нам, больше пришлось бы потерять, чем выиграть от революции».

Как видно, Горчаков мыслил трезво и в негласном документе называл вещи своими именами. События в Польше опять поставили Россию против чуть ли не всей Европы. В этих случаях союзников не выбирают, а таким стала Пруссия «железного канцлера» Бисмарка. Франция, на естественном союзе с которой строил свою дипломатию Горчаков, правильно угадала политическую перспективу, — Франция авантюриста Наполеона опять стала противником России. Вот в таких условиях приходилось вести практическую дипломатию 60-х годов.

Теперь на повестку дня мировой политики на первое место выдвинулись германские дела. Ещё в конце сороковых — начале пятидесятых годов Пруссия стремилась отторгнуть у Дании две немецкие провинции — Шлезвиг и Голштинию. Тогда под нажимом великих держав (России в том числе) эта попытка окончилась неудачей. Теперь положение для Пруссии изменилось. Между Россией, Англией и Францией существовали серьёзные противоречия. Бисмарк правильно рассчитал, что наступил удобный час для объединения Германии «железом и кровью» под прусской гегемонией. В планы Бисмарка входил прежде всего разгром Дании. Для этого ему удалось привлечь на свою сторону главного соперника Пруссии в Германии — Австрию.

В правящих кругах России отношение к политике Бисмарка было противоречивым. Александр II и большинство его окружения явно склонялись на сторону Пруссии. Горчаков отчётливо видел опасность, которую представляли захватные устремления прусского правительства: не в интересах царской России было возникновение нового сильного государства у своих границ. Горчаков внушал Александру II: «...Цель, которую преследует берлинский кабинет, и характер его современной политики, ни перед чем не останавливающейся, чтобы добиться своего, исключают возможность тесного сближения». Вместе с тем русский министр иностранных дел должен был учитывать враждебную политику Франции и растущие противоречия между Россией и Англией (прежде всего в средней Азии).

Георгий Чичерин: «Одной из задач русской политики была поддержка Датского королевства ради сохранения проливов, ведущих в Балтийское море, в руках независимой Дании, неопасной для России, чтобы никаким образом у входа в важнейшее море России не создалось ни германского Гибралтара, ни шведских Дарденелл, ни германо-шведского, опасного для России преобладания. Для Дании же самое жизненное значение имел шведско-голштингскиий вопрос. Почти половина (2,5) монархии составлялись герцогствами Шлезвигом и Гольштейном, которые в свою очередь, по своему значению для Дании отличались друг от друга...»

Конечно, захват Дании Прусским королевством был бы очень опасен для России, значит, этого никак нельзя допустить. С другой стороны — главная стратегическая цель русской внешней политики — отмена Пражского трактата. Франция Наполеона III вела самоубийственную игру и от России отвернулась. Союзником могла стать только Пруссия, отталкивать её тоже нельзя. Что делать? Значит, придётся поддерживать Пруссию, не допускать одновременно поглощения всей Дании. Другого пути не находилось. Разумеется, Горчаков сделал всё возможное, чтобы утихомирить нетерпение прусской военщины и разрешить спор о судьбе двух земель миром, но встретил в Берлине сильное сопротивление. Оказать на Бисмарка более серьёзное давление Россия была не в состоянии: в этом случае Пруссия могла бы заключить антирусский союз с Францией.

Неизбежное произошло: в начале 1864-го Пруссия при поддержке Австрии выступила против Дании. В начавшейся войне датские войска вскоре потерпели поражение, у Дании были отняты две провинции. Тогда с опозданием забеспокоились в Лондоне. После 1863 года англо-французские отношения были испорчены, и британский кабинет обратился за поддержкой в Петербург. Горчаков высказался против совместного выступления с Англией. Его ответ в переводе с дипломатического лексикона на обычный язык выглядел примерно так: воюйте, пожалуйста, сами... Горчаков хорошо знал, да и многие знали: британский лев не любит воевать в одиночку.

После датской войны некоторые время Шлезвиг и Голштиния находились в общем владении Австрии и Пруссии. Россию удовлетворяло подобное положение, сохранявшее «равновесие» в Германии. Горчаков писал: «Мы сожалели бы о разрыве между двумя великими германскими дворами».

Однако этот «разрыв» был неизбежен. Бисмарк сознательно стремился к войне, что в России вызывало беспокойство. Горчаков говорил Александру II: «Из последствий создавшегося положения война является для нас наиболее прискорбным». Российское правительство пыталось склонить Бисмарка к «умеренности», но безрезультатно. Пруссия сумела подчинить себе ещё несколько немецких государств. Германский союз оказался распущенным.

В июне 1866 года началась австро-прусская война. Не прошло и месяца, как Австрия была полностью разгромлена. В Германии восторжествовала гегемония Пруссии. Это вызвало новую дипломатическую перегруппировку во всей Европейской политике.