Мэри Келли - Залив Голуэй

— Ваш папа путешествует вместе с нами, — сказала я своим мальчикам. — Его душа.

Наше судно уходило в Атлантику, и вскоре голубизна залива Голуэй позади нас растворилась в серых океанских водах.

Я буду вспоминать тебя каждый божий день, залив Голуэй. Из твоих вод ко мне вышел мой Майкл. Но я никогда тебя больше не увижу. Только не в этой жизни. Возможно, в следующей. Если будет угодно Господу.

Зато наши дети будут жить, Майкл , a stór . Мы с тобой спасли их.

Slán, a ghrá .

Америка.

— «Сьюпериор» — это не какой-то корабль-гроб. Слава богу. Вода не тухлая, и еды достаточно, пусть это и просто овсянка, — сказала нам с Майрой Мэгги Догерти.

За три дня, прошедшие с того момента, как моряки подняли нас на борт, эта невысокая светловолосая женщина из графства Лондондерри и ее муж Чарли помогли нам освоиться в повседневной жизни корабля. Эта Мэгги нашла для нас пустую койку среди рядов открытых дощатых ящиков, поставленных друг на друга, которые заполняли трюм судна и в которых размещались все пассажиры третьего класса.

— Темновато здесь, конечно, и воняет, но у нас есть десять ведер для нечистот на сотню человек, и это уже неплохо. Мужчинам позволено опорожнять ведра каждый день, — рассказывала нам Мэгги. — И тут нет лихорадки. Слава богу.

Нам было непросто вдесятером разместиться на квадратной койке шесть на шесть футов, но в итоге мы с Майрой уложили Грейси, Стивена и Бриджет между нами, а мальчишки каким-то образом устроились у нас в ногах и уснули, несмотря на раздававшиеся всю ночь стоны и вопли: «Ты лягнул меня!» и «Подвинься!» Как мужчины умудрялись помещаться тут? Одна койка на семью, какой бы она ни была. Некоторые так страдали от морской болезни, что были не в состоянии вставать. Ах, Майкл, это путешествие было бы для тебя настоящей мукой, хотя ты наверняка превратил бы его для мальчишек в какую-нибудь игру — например, воины Красной ветви затаились в засаде в своей неприступной крепости. Я скучаю по тебе , a stór .

Мы стояли с Мэгги, дожидаясь своей очереди к кухонному очагу на палубе, пока ее двенадцатилетняя дочка приглядывала за детьми внизу. Сегодня было холодно, но льда на палубе еще не появилось. Я набрала полные легкие воздуха и подошла к перилам. Вид океана, такого серого, громадного и открытого, был для меня большим облегчением после нашего убежища в тесном трюме.

— Господи Иисусе, Онора, отойди немедленно оттуда! — крикнула мне Мэгги из конца очереди женщин, толпившихся у центральных надстроек корабля. — Ты вывалишься за борт.

— Не выношу смотреть на море, — сказала она мне, когда я вернулась к ним с Майрой.

— Мы — дочери рыбака, — ответила ей Майра, — и привыкли вести себя на воде смело.

— Хорошо вам. А я предпочитаю нашу речку Фойл. Там всегда видны берега. Некоторые из этих, — она кивнула в сторону стоявших впереди нас женщин, — вообще никогда не видели открытой воды, не говоря уже о таком огромном и своенравном океане. Вот кто в ужасе, — сказала Мэгги, глядя вместе с нами на двух женщин, подхвативших свои котелки и торопливо направлявшихся вниз. — Протестантки, — шепотом добавила она, зачерпывая котелком воду из бочки и добавляя в нее муку из своего мешочка.

У нас с Майрой тоже были свои запасы: по десять фунтов овсяной муки на каждого взрослого в неделю и по пять фунтов — на ребенка. Неплохой рацион. Я тоже наполнила котелок, который нашелся для нас у Мэгги.

— «Сьюпериор» лучше большинства других кораблей потому, что на нем с нами плывут протестанты? — спросила я у Мэгги, когда мы с ней стояли у открытого огня.

Она поведала нам, что, хотя все это пассажиры с севера Ирландии, половина из них католики, как и сами Догерти, а остальные — протестанты, «немало из которых вышвырнули с их земли точно так же, как и нас».

«Мы и не знали, что бывают бедные протестанты», — сказала Майра Мэгги. Мы до сих пор не научились отличать их: тут все говорили с одним и тем же невнятным акцентом.

— Все подскажут их имена, — пояснила Мэгги. — Среди них вы не найдете Патриков или Бригитт. Там сплошь Сары и Ребекки, Джорджи и Гарольды с фамилиями вроде Джонсон, Карсон, Смит, Джонс, Джексон.

Джексон — среди этих пассажиров не было таких людей, как он. Никто здесь не обзывал нас «католическими идолопоклонниками». С другой стороны, не станешь же подходить к каждому и спрашивать, как его зовут.

Мэгги огляделась по сторонам. У очага сейчас остались только мы, и она жестом позвала нас подойти поближе.

— Это правда, что владелец этого корабля и капитан — протестанты, и, возможно, именно поэтому они обращаются с ним получше, чем другие. Но настоящая причина того, что это не корабль-могила, — случившаяся катастрофа, — шепотом сказала она нам и поведала всю историю об этом, пока наши котелки закипали на огне. — Этому человеку из Лондондерри, Макалистеру, помимо «Сьюпериор» принадлежат еще четыре или пять кораблей. Год назад одно его судно возвращалось из Слайго с грузом пассажиров. В Дерри оно должно было принять на борт еще людей, потом взять курс на Ливерпуль, а оттуда — через океан в Америку. Во время плавания вдоль ирландского побережья разразился ужасный шторм. Матросы боялись, что вода, захлестывавшая корабль, может затопить трюмы, поэтому затянули проходы вниз кусками парусины, защищаясь от волн. Но трюмы были переполнены, людям было нечем дышать. Когда через десять дней судно прибыло в Дерри, сотня человек оказались мертвыми. Они ногтями проделывали дырки в ткани, пытаясь добраться до воздуха. А матросы били их дубинками и сбрасывали обратно. — Она снова понизила голос до шепота. — Это были шотландские моряки, и все ирландцы для них — хоть протестанты, хоть католики — это мусор. Был суд. Капитана и команду признали виновными в убийстве людей. Это стало черным пятном на репутации Макалистера.

— Какой ужас, — вырвалось у Майры.

— Да упокой, Господь, их души, — прошептала я.

Мэгги кивнула:

— Трагедия. После этих событий компания должна быть более осторожной. Они теперь берут меньше пассажиров. Благодаря тем невинно загубленным душам у нас сейчас тут просторнее и лучше с припасами, — закончила она. — Ну вот, наша овсянка уже готова.

Мы взяли свои котелки и пошли вниз.

Мы ели на своих койках, там же, где и спали. Кормя Стивена овсяной кашей, я все думала о тех людях, обреченных задохнуться в этой темной дыре. Мэгги нашла для нас две ложки, и наши дети ели по очереди или просто руками.

— Простите.

Возле нас стояла женщина с койки под нами. Как и большинство здесь, она путешествовала со своей семьей. Их было пятеро молодых сестер, младшей всего-то двенадцать лет. Ехали они сами, без родителей, в надежде найти в Больших домах Америки работу служанок или другой прислуги. Настроены все были решительно, хотя и очень напуганы. Их родные взяли деньги на проезд у каких-то ростовщиков из расчета, что переводы, которые девушки пришлют им из Америки, позволят всем пережить зиму и вернуть долг. Это было тяжкое бремя. У этой женщины был муж, белокурый, не высокий и не низкий, а также двое сыновей шестнадцати и семнадцати лет и старшая дочка, очень похожая на мать: у обеих были темные волосы, собранные на затылке в тугой узел, и застенчивые карие глаза. Но католики они были или протестанты? Этого я не знала. Она дала мне покрывало, сшитое из обрезков материи.