Мэри Келли - Залив Голуэй

— Лоскутное одеяло, — сказала она. — Можете пользоваться, пожалуйста.

— Спасибо, — сказала я. — Вы очень добры.

Стивен потянулся к яркому пестрому одеялу, взял его и потерся о него щекой.

— По-моему, он на него претендует, — сказала женщина.

— Это лишь на время плавания, — ответила я. — Потом я обязательно его верну.

— Его сшила моя мама, — вздохнула женщина.

— А она…

— Она жива, но не захотела покидать наши родные места, Баллимену.

— Мои папа с мамой тоже остались дома, в Коннемаре.

— А где это? — спросила она.

— К западу от залива Голуэй, — объяснила я.

— Ох, — вздохнула она. — Я совсем не знаю этих мест.

Должно быть, она протестантка, если не знает о заливе Голуэй. С другой стороны, Мэгги тоже никогда не слышала о Коннемаре и о Голуэй Сити имеет очень смутное представление. Для меня же Лондондерри всегда было Doire Columcille , или «Дубовая роща Святой Коламбы» по-ирландски, — древнее священное место, которое позднее стало полем боя для Короля Билли. Хотя я понятия не имела, что там сейчас, как и ничего не слышала о Баллимене…

— Мы из-под Белфаста, — уточнила женщина.

— Ага, — понимающе кивнула я. Тогда точно протестанты. — Меня зовут Онора Келли.

— Приятно познакомиться, миссис Келли.

— Прошу вас, зовите меня Онора.

— Хонора, — повторила она.

Из-за того что она произнесла мое имя без придыхания, в начале слова появился звук «х» — жесткое «Хонора» вместо мягкого «Онора».

— А я Сара Джонсон.

Это лишь подтвердило мою догадку.

— Спасибо вам за ваше одеяло, миссис Джонсон.

— Сара, — поправила она меня.

Она рассказала, что с семьей едет к родственникам в Америке, которые живут там уже несколько поколений и даже сражались во времена Американской революции.

— Никому в нашей семье Англия не нравится, — внесла ясность она.

— Но разве вы не протестанты?

— Мы пресвитерианцы, — ответила она.

— Пресвитерианцы, — повторила я. — А в чем разница?

Вечером Сара привела к нашей койке своего пастора, мистера Уилсона.

— Мы действительно протестанты, — объяснил он мне, — но мы выступаем против разложения как католической, так и англиканской церкви.

Мне показалось, что он чем-то похож на Джексона. Впрочем, нет: это молодой человек, худой и с виду начитанный.

— Власть Рима встает между человеком и Богом. А каждое общество должно само управлять собой, чтобы ни один из людей не обладал полной властью. У нас нет церковников. Пресвитерианцы-миряне сами выбирают себе священника, который отвечает перед ними. Вы знакомы с конституцией Соединенных Штатов?

— Мне стыдно признаться, сэр, но я с этим никогда не сталкивалась, — сказала я.

— Так вот, — продолжал он, — принципы конституции Соединенных Штатов напрямую почерпнуты из учения пресвитерианской церкви. И если хотите знать, — он многозначительно понизил голос, — мы всегда выступали за то, чтобы Ирландия была свободной и независимой.

— «Юнайтед Айришмен», объединенные ирландцы. Я знаю о них, сэр, — Вольф Тон и…

— Все верно. И я верю, что в нашей Арфе когда-нибудь зазвенят новые струны.

— Я бы охотно на это согласилась, сэр.

Сара, похоже, почувствовала облегчение, когда он ушел.

— Никогда не знаешь заранее, что могут напеть эти священники, но этот, кажется, себя контролирует. С другой стороны, Бог ведь все равно у всех один, верно?

— Верно, Сара, — ответила я.

После этого случая Сара стала присоединяться к нам с Майрой и Мэгги в очереди к кухонному очагу. Однажды я сказала по-ирландски: « Is glas ial no cnaic bhfad uihh » — дальние холмы всегда зеленее. Мэгги сначала не поняла меня, но потом, когда она произнесла эту же фразу на ирландском, принятом в графстве Донегол, Сара тоже поняла почти все. Она сказала нам, что этот язык практически не отличается от шотландского гаэльского, на котором разговаривала она сама.

Три недели море вело себя хорошо. Ветер устойчиво надувал наши паруса, двигая нас в нужную сторону. Однако затем, резко и без предупреждений, он вдруг изменил направление, бешено закружился, ударяя в борта и раскачивая наше судно. Мы сбились в кучу, каждый на своей койке, молясь и умоляя небеса о пощаде.

Шторм немилосердно трепал нас, и в трюме непрерывно разносились возгласы:

— Господи, спаси нас! Господи, спаси нас!

Мистер Уилсон молился громче всех:

— Господи Иисусе, ты усмиряешь воды. Успокой море, молим тебя!

— Аминь, — подхватывали мы все. — Аминь.

Когда матросы затянули выходы на верхнюю палубу парусиной, люди из Лондондерри, которым были прекрасно известны подробности прошлой трагедии, принялись громко кричать, выражая свои протесты, пока пришедший капитан не заорал нам через закрытый люк:

— Вы что, хотите, чтобы вас затопило и все потонули? Ведите себя тихо, старайтесь вдыхать меньше воздуха — и все с вами будет хорошо!

Меньше дышать? Когда вокруг рыдают наши дети?

Корабль накренился и резко повернул. Мы бы точно вылетели с койки, но на наших ногах лежали старшие мальчики, и их вес удержал нас на месте.

— Святая Коламба, — начала Мэгги Догерти.

— Помолись за нас, — продолжили мы.

— Благословенная Святая Бригитта, — сказал кто-то.

— Помолись за нас, — отозвались мы.

— Аминь, — закончила Сара Джонсон.

Семья за семьей, все начали обращаться к своим святым. Многие имена я никогда не слышала — это были местные монахи и монахини, праведные мужчины и женщины, проживавшие в их краях: Комгалл и Колман, Финтан и Фергал, Давнет и Деклан.

Я прибавила к ним Мак Дара, Святого Энду и его сестру Фанхеа, а затем еще и Греллана от Келли.

Пресвитерианцы тоже присоединились к нам, повторяя после каждого имени: «Помолись за нас». И это несмотря на то, что мистер Уилсон укорял их:

— Берегите дыхание! Не взывайте к язычникам!

Но никто не обращал на него внимания. Воздуха на препирательства не хватало — лишь на глухое бормотание:

— Помолись за нас, помолись за нас.

Эти звуки давали утешение, они успокаивали детей и усмиряли наши страхи.

После десяти часов такой болтанки морская болезнь одолела всех, даже самых крепких. Блевотина текла с наших коек на пол, смешиваясь там с морской водой, пробивавшейся сквозь каждую щель и отдушину.

— Все, мы выходим! — крикнул кто-то, и несколько человек, вскочив со своих коек, попытались подняться по ступеням, содрать задраивавшую выход парусину и выбраться наружу.

— Назад! — крикнул Чарли Догерти.

В поднявшейся панике могли затоптать десятки людей.

Майра прижимала к себе Грейси на одном конце нашей койки, я держала на руках Стивена на другом. Остальные дети крутились между нами — все плакали, даже Пэдди всхлипывал.