Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

— Сравнивать с лесом тоже не годится! Можно сравнивать только с самим красным солнышком!

— Если сравнивать с зеленым лесом, то что такое каждая травинка, каждое дерево? Волосы на голове председателя Мао! Тогда, как понимать слова «дрова найдутся»?

— Да это же прожженный реакционер!

— Кто посмеет тронуть хотя бы волосок на голове председателя Мао, тот наш смертельный враг!

Обстановка принимала крутой оборот. Преимущество было на их стороне, мы оказались в невыгодном положении.

— Бей его! Бей его!

— Они преградили путь пассажирскому поезду, мешают движению по железной дороге, их преступление заслуживает самой суровой кары!

— Бейте их, бейте их!

Множество парней-хунвэйбинов через окна вагонов повыскакивало наружу и на наше стратегическое противостояние ответило стратегическим контрударом, они стали бить наших сторонников руками, толкать ногами.

Их было много, а нас — мало. Несколько десятков человек окружили нашу группу и устроили побоище.

Некоторые из нас, сломя голову, бежали, другие при избиении звали на помощь отцов и матерей. А кое-кто проявил бесстрашие, стойко сопротивлялся борясь за идею, не побежал, сломя голову и не призывал на помощь своих родителей. Они изо всех сил орали: «Да здравствует председатель Мао! Да здравствует председатель Мао! Ради председателя Мао с радостью примем смерть!», выражая тем самым готовность идти даже навстречу своей гибели.

Когда они, как горох, посыпались из вагонов, я быстро сообразил, чем это пахнет. Находчивость подсказала выход. Я подлез под вагон, перебрался на обратную его сторону и там присел, спрятавшись за колесами. Слышал плач своих собратьев, презирая себя за трусость и малодушие и в то же время радуясь своей прыти, оправдывал и прощал себя поговоркой «рыцарь не станет срамить себя на глазах у всех».

Мои собратья разбежались. Те хунвэйбины, которые «подняв головы, смотрели на полярную звезду», одержали полную победу; они подобно «непобедимым, истребившим всех вредных насекомых», один за другим важно поднимались по ступенькам вагонов.

Начальник поезда дал свисток, из трубы паровоза вырвались белые клубы пара, медленно набирая скорость, поезд тронулся.

Еще одна партия хунвэйбинов отправилась в Пекин...

Я некоторое время растерянно стоял около путей, начиная понимать, что это святое действо, в котором я участвовал, выглядело несколько комично. Оно походило на драму, на шумный спектакль. А еще больше смахивало на трагедию, завершившуюся поражением героев. В то время я еще не слышал ни о каком «Черном юморе» или «Абсурдистах». С позиций сегодняшнего дня те действия несут на себе именно такой оттенок.

Однако я все-таки не был побит. Не получил синяков на лбу, не опухли губы, не выбили зубы. Не текла из носа кровь. Ни одной царапины. По сравнению со своими избитыми компаньонами я без всяких скидок выглядел беглецом, покинувшим поле боя до начала сражения. Да и не знал я, заметили ли это мои друзья. Если только заметили, тогда я пропал. Я сгорю от стыда перед мужской частью хунвэйбинов. Мне, как минимум, будет трудно поддерживать собственное достоинство в глазах девушек-хунвэйбинок. Отныне какую бы «революционность» я не проявил, все равно будет трудно снова приобрести доверие друзей-хунвэйбинов. Это слишком серьезно! В моей душе не было покоя. Последствия, о которых страшно подумать, пугали меня больше, чем нынешние бои боксеров на ринге.

Моя мгновенная находчивость (опять мгновенная находчивость! За время культурной революции я почувствовал, что стал мудрее) подсказала мне решение — я сам нанес себе рану, пустил немного крови. Я обязан был иметь рану, я должен был пролить кровь, иначе меня не поняли бы, я не мог бы дальше оставаться вместе с боевыми соратниками-хунвэйбинами, с «революционерами».

Как раз к случаю на земле валялась дощечка длиной около чжана с вбитым в нее гвоздем, я подобрал ее.

Раньше я читал книжку для детей «Ранение Янь Суна». В ней повествуется о том, как Янь Сун ради того, чтобы оклеветать перед императором другого человека, поранил себя. Он спрятал в рукав кирпич и потом три раза подряд ударил себя по лицу, разбив физиономию так, что из нее полилась кровь. Но Янь Суна, пытавшегося оклеветать человека коварным способом, высмеял старик Коу Чжунь и оставил его в дураках. В трактате о военном искусстве есть глава под названием «коварные замыслы». Там описано, как Чжоу Юй побил Хуан Гэ по так называемому правилу «бить по-настоящему, страдать по-настоящему». А еще в трактате о военном искусстве есть главы «тактика непрерывных ловушек» и «тактика здравого расчета». Чжоу Юй избил Хуан Гэ, избил жестоко, отмерив ему 40 батогов, из-за чего у того кожа отстала от тела, а мясо потрескалось. Это называется «страдать по-настоящему» или «страданием плоти». А бедолага, описанный в повести «История семьи Юэ», для того чтобы попасть в лагерь княжества Цзинь, пытался принудить генерала Лу Вэньлуна, стрелявшего одновременно обеими руками, сдаться, в результате оказался без руки. И Янь Сун, и Гуан Дэ, и бедолага Ван Цзо — все это сделал и ради того, чтобы оклеветать, чтобы добиться победы княжества Сун над княжеством Цзинь, и их страдания оправданны. Что же касается меня, то тоже вроде бы стоило это сделать, а с другой стороны — на кой черт это надо. И все-таки было очевидно, что не пострадать нельзя. Эх! Когда следует пролиться крови, она должна пролиться! Во имя великой культурной революции! «Страдание плоти» — это не цивилизованный прием. Я взял дощечку в правую руку и несколько раз взмахивал ею, примеряясь ударить по левой руке, но так и не смог.

Тогда закрыл глаза, стиснул зубы и, скрепя сердце, наконец замахнулся. Я почувствовал, что гвоздь вонзился в тело, но... никакой боли. Открыл глаза: рука чистая, крови нет. Я думал, что нанес удар, на самом же деле он не состоялся.

Только тогда я осознал, что не хватило мужества. Подумалось, что никогда не осмелюсь на героический поступок. Я не способен на страдания.

Снова закрыл глаза, сцепил зубы, скрепил сердце...

— Н-ну!...— слегка воскликнул я.

На этот раз удача. Потому что я почувствовал реальную боль.

Но глаза я открыл не сразу — интересно, какая же там получилась рана от обыкновенного гвоздя? Опять ни капли крови.

Снова стискиваю зубы, собираю душевные силы, гвоздь не выдергиваю. Семь бед, один ответ. Рванул что есть силы, от боли задрожал всем телом. На руке образовалась большая рана длиной свыше двух цуней, на коже открылось отверстие, из него брызнула кровь.

Несмотря на боль, я был доволен. Отверстие внешне походило на рану, кровь тоже вытекала довольно бойко.

Подумав, я оторвал полрукава и забинтовал им левую руку, чтобы мои компаньоны-хунвэйбины с первого взгляда могли увидеть и содрогнуться.