Лина-Софья Нейман - Пятница

- Ни с места! Будем стрелять! - грозно предупредил он.

Но в подвале было тихо, как в могильной яме. Два человека, не дыша, прижались к сырой подвальной стене. Они замерли, неподвижные, с опущенными вдоль тела руками. А посредине подвала стояло что-то большое, прикрытое рогожей. Околоточный, изловчившись, как зверь, подскочил, в момент сорвал рогожу и злобно крикнул:

- Печатаете, голубчики, листовочки! Да, листовочки…

Жандармы, дворник, понятые - все обступили типографский станок. Стало шумно. Кто ахал, кто ругал наборщиков…

- Вот дела!

А двое товарищей в подвале, освещённые со всех сторон фонарями, продолжали стоять у стены: так же неподвижно, как стоял сам станок, открытый, на виду у полиции.

Жандармский офицер и околоточные принялись рыскать по подвалу. Фонари освещали тусклыми пятнами дощатый потолок, земляной пол, ящики, бочки.

- Где же ваши настоящие фрукты, ваши паршивые прокламации? - шипел жандарм. - Куда вы их попрятали?

В подвале нашлась только чистая бумага. Это больше всего разозлило жандармского офицера. Он понял: прокламации отпечатаны и развезены по местам. От злости жандарм с такой яростью стукнул по печатному станку, что в нём что-то задребезжало.

Тогда он подбежал к неподвижно стоявшим наборщикам:

- За всё ответите, негодяи! - и поднёс к их лицам увесистый кулак.

Один из наборщиков не вытерпел, чуть отодвинулся от стены:

- Ну, ну, не очень-то… полегче…

- Арестовать! - крикнул жандармский офицер громовым голосом.

Околоточные надзиратели кинулись к наборщикам.

В это время Пятница жил вместе со своими товарищами по работе в одной квартире. Все товарищи жили по нелегальным паспортам, кроме двух. Эти двое имели настоящие паспорта. Один из них был студент Волгин, второй товарищ Целикова; она училась на фельдшерско-акушерских курсах.

Стояли последние дни апреля 1907 года. Приближалось Первое мая. Рабочим хотелось отметить этот день - международный праздник труда. Но как это сделать?

Рабочие поговаривали о том, что к Первому мая на фабриках расклеят красочные плакаты, которые задолго до срока отпечатали в типографии. Ходили даже слухи, что эти плакаты развезены по фабрикам и спрятаны в надёжных местах. Толковали о маёвке, о митингах. Рабочие на фабриках волновались, шушукались по углам…

Полиция и жандармерия зорко следили за рабочими. Аресты перед Первым мая не прекращались.

Работы у Пятницы было так много, что о себе он совершенно забывал. Ел наспех, всухомятку. А спал часа три в сутки и уверял товарищей, что при крепком сне этого вполне достаточно.

Дней за пять до Первого мая Иосиф, как обычно, был вечером на явке. Всё как будто было в порядке. Его беспокоило только одно: сегодня, ровно в пять часов, на явку должен был прийти товарищ, который ведал распределением большевистской литературы. Он не явился. Напрасно Пятница ждал его даже позже условленного часа. Товарищ не пришёл.

Иосиф поздно лёг спать в эту ночь и, прежде чем лечь, предупредил товарищей, чтоб они ночью, если кто позвонит, не открывали дверей, а разбудили бы его.

И вдруг, ещё на рассвете, он слышит - стучат в дверь с чёрного хода.

Пятница вскочил. В темноте, не зажигая огня, стал поспешно рвать записи…

В дверь стучали сильней. Иосиф выбежал в кухню. Ещё издали крикнул:

- Кто там?

Иосифу всё ясно. Пришлось открыть дверь. Вошли пристав, за ним околоточный, городовые, шпики, дворники. В кухне сразу стало тесно. Пришедшие, точно у себя дома, двигаются по коридору, останавливаются у дверей.

- В этой комнате живёт Целикова?

- В какой Волгин?

Иосиф указывает комнаты и идёт к себе. Садится на кровать, прислушивается.

В соседней комнате что-то звякнуло. Слышно, как выдвигаются ящики, скрипят дверцы шкафов…

Обыск! И какой, видно, тщательный…

Пятница встал, на цыпочках передвигался по комнате. Уничтожил все бумажки. Морщил лоб и старался вспомнить, нет ли ещё чего-нибудь. Снова старательно ощупывал карманы. Прислушивался. Ждал.

Стук в дверь.

В комнату Иосифа толпой ворвались городовые, дворники, шпики. Высокий толстый пристав боком влез в дверь.

Из-под кровати вытащили чемодан на самую середину комнаты. Выбросили всё, что в нём было. Книги с этажерки полетели на пол.

Ничего не нашли. Не к чему придраться.

Толстый пристав садится за стол.

Как фамилия? Откуда приехал? Где учится? Он рассматривает паспорт на имя армянина, студента Петербургского университета, на днях прибывшего из Питера. Смотрит на Иосифа, обросшего бородой, с усами, и находит в нём сходство с армянином.

Как будто всё в порядке. Пристав, околоточный, городовые, шпики, дворники уходят. На этот раз как будто окончательно. Всё благополучно. Входная дверь хлопнула. В квартире тихо. Неужели всех арестовали?

Пятница подымается, еле слышно проходит всю комнату и тихо открывает дверь - она скрипит. На этот скрип отзываются ещё две двери. На пороге комнат товарищи по партии: Соня и Нина.

Иосиф изумлён, высоко поднял брови.

- Вы здесь? Остались? Каким образом? И они поражены:

- Ты тоже здесь, Михаил? Совсем удивительно!

- Но кого же забрали?

Иосиф бежит, стучит в двери, тихо зовёт:

- Целикова! Волгин!

Их нет. Трёх революционеров-подпольщиков оставили, а двух товарищей, прописанных по своим паспортам, студента и курсистку, арестовали.

Иосиф изумлён:

- Вот так поработали целую ночь! Разобрались!

Пятница вышел рано утром из дому. Пошёл по Долгоруковской улице. Чувствовал, как будто сзади - погоня, ясно слышны шаги. Он пошёл чуть быстрей, потом ещё быстрей, почти бежит… Сзади не отстают. Тогда Иосиф повернул голову, искоса посмотрел. Так и есть: слежка.

Опасный момент. В кармане у него письмо. Переслали из тюрьмы. Письмо, конечно, не простое, шифрованное. Его ещё надо разобрать. Бросить никак нельзя. Но если с ним захватят - беда!

Дребезжит конка. Пятница бежит, пересекает улицу. Вскакивает на конку, поехал. Но чувствует: взгляд, который неотступно преследует его, снова за спиной.

Шпик вытаскивает из бокового кармана фотографическую карточку. Иосиф невольно подвинулся, скосил глаз. С карточки на него дружески смотрит его друг, товарищ Гальперин.

Дело плохо. Напали на след… Надо бежать.

Пятница на ходу соскакивает с конки. Бежит вовсю, уже не стесняясь. Шифрованное письмо в боковом кармане точно огнём жжёт. Нет, он не сдастся. У него ещё много сил. Он бежит всё быстрей. В переулок направо. В переулок налево. Сзади тихо. Иосиф оглянулся. Никого нет. Он остановился. На этот раз удача. Он один в переулке.

Иосиф спешит домой. На столе шифрованная записка. Он зажигает лампу, на свет проглядывают буквы: