Лина-Софья Нейман - Пятница

«Ищут «белый воротник». Хотят спрятать…» «Белый воротник» - одна из кличек Иосифа. Когда он вернулся из-за границы, он всегда ходил в белом воротничке.

Прошло несколько дней. На одном собрании рабочих товарищ, которого Иосиф мало знал, остановил его, отвёл в сторону:

- Послушай, в полиции про тебя всё известно. Знают все твои клички и твою настоящую фамилию. Советую: уезжай, пока не поздно.

Пятница и сам считает: надо уезжать.

Он устал. Всюду ему чудится тень за плечами. Нигде нет покоя. Но как оставить работу?

Иосиф живёт в маленьком переулке. Он уже почти дошёл до своего дома. И вдруг замечает: наискосок, через улицу, как раз против его окон, какой-то человек прислонился к фонарю. Конечно, он ждёт Иосифа.

Шпик!

Иосиф не может больше спать: он просыпается ночами. Как будто стучат?.. За ним пришли!

На этот раз нет сомнения. На лестнице - крики. Идут за ним. Он шарит в темноте, достаёт спички. Уничтожает все записи, ждёт. Шум на лестнице не прекращается. Как тяжело ждать! Лучше уж самому открыть дверь.

Пятница и сам понимает: так работать нельзя. Какая же это работа? Но его пока некем заменить.

Наконец всё устроено. Пятница передаёт дела. Можно ехать. Его вызывают за границу. Не так просто поехать туда: нужен хороший паспорт. Можно и без паспорта. Но тогда надо отыскать людей, которые переправят через границу.

Иосиф едет в Пензу. Но и там за ним следят. Он уезжает на юг, далеко от Москвы, в Ростов-на-Дону. Но и здесь за ним следят. Он переезжает из одного дома в другой. Его всюду узнают. Становится так же опасно, как и в Москве. Каждую ночь он на новом месте.

Мать выводила справа налево прямые еврейские буквы. Слёзы капали на бумагу. Точно туманом застилало глаза, все буквы сливались в одну.

Мать осторожно клала ручку на чернильницу, откидывалась на спинку стула, прижимала платок к глазам и беззвучно плакала. Отнимала платок от глаз, сморкалась, долго примерялась пальцами к ручке и писала дальше, старательно выводя буквы справа налево.

Мать писала:

«Мой дорогой сын! Я слышала о тебе. Совсем у тебя нет покоя. Почему не приедешь отдохнуть домой? Тебе нигде не будет так спокойно, как дома. Всё, что тебе нужно, достанем. Будь здоров, сын мой. Твоя мать Шейне».

Иосиф прочёл письмо и улыбнулся. И мать научилась осторожности. Полиция ничего не поймёт, даже если б письмо попало ей в руки.

В конце мая 1908 года Иосиф после долгих скитаний с места на место, из одного города в другой снова в родном Вилькомире.

Когда он сошёл с дилижанса, было уже темно. Иосиф осмотрелся - слежки не было.

Мать готовилась к приезду сына. Она старательно задёрнула занавески на окнах, закрыла ставни. Ради сына зажгла большую лампу, которую зажигали только по праздникам, положила белую скатерть на стол.

В дверь постучали.

- Это он! - Мать бросилась к двери.

Снова на Иосифа нахлынуло далёкое прошлое, Словно не было ни тюрем, ни подполья, ни шумной Москвы, ни огромного Берлина.

Прибежал Беня. Они взялись за руки, не сводя друг с друга глаз. Оба молчат, а сколько у каждого мыслей… Друзья детства! Много пережито вместе! Сколько не виделись…

- Что слышно? - спрашивает наконец Иосиф. - Что нового?

Потухло веселье в глазах

- Плохо! Аресты, доносы. Даже товарищи перестали встречаться друг с другом. - Беня вздохнул. - Так плохо ещё никогда не было.

Иосиф помрачнел. Зачем приехал он в эту дыру? Точно сам в западню полез.

Он долго ходил большими шагами по комнате, заложив назад руки:

«И тут опасно оставаться».

Прошло всего несколько дней. Однажды рано утром раздался сильный стук в дверь.

- Кто там? - спрашивает Иосиф.

- Телеграмма!

Пятнице ясно, что за «телеграмма». Хочется только оттянуть тяжёлый момент.

- Сейчас ночь, люди спят. Принесите попозже, когда рассветёт.

Стук усиливается:

- Отоприте!

Дверь трещит. Вот-вот вылетит… Бесполезно медлить. Пятница открывает, стоит в дверях.

- Ну, в чём дело? - Он враждебно смотрит на толпу полицейских, стоит не двигаясь.

Его оттолкнули. Толпа ввалилась в комнату. Свет фонаря прыгал по углам, поднялся вверх по стене, задрожал на потолке и упёрся белым пятном Иосифу в глаза.

- Кто ты? Как твоя фамилия? Один момент раздумья.

- Покемунский, - ответил он. По этому паспорту он был прописан в Одессе.

- Паспорт давай!

Начался обыск. Из сундука вышвырнули вещи. Дверцы шкафа открыты настежь. Ящик стола, перевёрнутый, валялся под столом. Нигде нельзя было пройти.

За окном рассветало. Неожиданно открылась дверь. На пороге появилась мать. Она стояла в дверях спокойная, ничему не удивляясь, и без всякого страха смотрела на полицейского.

Полицейский надзиратель оторвался от шкафа, бросил книги, подскочил к матери:

- Это твой сын?

Иосиф опустил глаза. Ведь мать ничего не знает. Её никто не предупредил. Сейчас она скажет «да» - и всё кончено.

Но мать медленно покачала головой, ясно и твёрдо сказала:

- Нет!

Полицейский в упор посмотрел на неё. Чуть обернулся, протянул руку по направлению к Пятнице.

- Ты говоришь, он не твой сын? Посмотри на него!

Но мать ещё твёрже ответила:

- Нет-нет, не сын. Иосиф облегчённо вздохнул.

Иосифа арестовали. Его привезли в Ковно. В тюрьме ему показали фотографическую карточку:

- Это ты?

С карточки смотрело молодое безусое лицо с круглым подбородком. Это мальчик Иося, который сидел в киевской тюрьме.

Пятница обрадовался. Сейчас, с бородой и усами, он совсем не похож на этого мальчика. Он рассмеялся:

- Что вы! Пошутить хотите?

Жандармы не могут успокоиться. Один из них скачет за много вёрст к сестре Иосифа, Симе. Но впереди - так далеко, что жандарм не может видеть, - скачет другой всадник.

Кто его послал? Товарищи по партии? Или подсказало любящее сердце матери? Или все вместе? Но только всадник давно уже ускакал от Симы, когда в её маленький дворик въехал жандарм. Он наспех привязал лошадь к дереву. Стуча сапогами, поспешил в дом - как бы кто-нибудь не успел предупредить.

- К тебе дело есть. Смотри, это. твой брат? - и показывает Симе карточку.

- Нет, - сестра удивлённо качает головой, - у меня нет такого брата.

- Разве не брат? - настаивает жандарм.

- Нет, я в первый раз вижу этого человека.

Тюремные дни тянулись месяцами, а месяцы - годами.

Покемунский или не Покемунский? Начальство наконец рассвирепело:

- Вот что! Если не скажешь настоящей фамилии, с тобой поступят, как с бродягой. Тебе даётся на размышление три дня.

Три дня! А если ему дадут три недели, месяцы, годы, разве он что-нибудь придумает? У него же нет выхода. Назвать настоящую фамилию? Но тогда откроется побег из киевской тюрьмы, тогда узнают про тайную типографию в Москве…