Лина-Софья Нейман - Пятница

Соломон умолк и молчал долго. Потом пытливо посмотрел Иосе в глаза:

«Ты меня понял?»

Иося кивнул головой: он не в силах был ответить.

А тот всё так же прямо смотрел Иосе в глаза;

«И ты запомнишь на всю жизнь то, о чём мы с тобой говорили?»

«Запомню… На всю жизнь… - с чувством ответил Иося и тихо произнёс: - Обещаю свято хранить революционную тайну всю мою жизнь».

От быстрой ходьбы Иосе стало жарко. Он вынул руки из карманов, сжал их и мысленно повторил:

«Обещаю свято хранить революционную тайну всю мою жизнь!»

Иося дошёл до пекарни. А вот напротив и этот домик. Но он точно заснул - ни одного огонька.

Иося направился прямо к дому, как вдруг заметил какую-то высокую фигуру у калитки. Как быть? Выждать? Но, если Иося остановится, он тем самым навлечёт на себя подозрение. Может быть, следует повернуться и уйти? Иосю никто о таком случае не предупредил. Но… вчера ему говорили, что идти надо бодро, уверенно. И Иося, не подымая глаз, подошёл к калитке, сделал шаг… Тут его окликнули по имени:

- Иося! Ты?

Он сразу узнал этот глубокий грудной голос. Иося поднял голову.

Спокойные чёрные глаза смотрели на него в упор.

Иося смутился. Как быть? Может быть, Блюма идёт не на собрание? Он знает: товарищей по подпольной работе останавливать на улице нельзя. Ведь если следят за одним, то можно подвести и другого.

- Ты куда? - спросила Блюма. Спросила тихо, едва слышно, и взяла Иосю под руку. - Мы не в одно и то же место? - Блюма улыбнулась и поправила платок на голове.

Она выше Иоси и смотрела на него сверху вниз; её блестящие глаза показались теперь мальчику ничуть не строгими, а очень ласковыми.

Иося понимает, надо быть осторожным до конца:

- Если в одно, веди куда знаешь.

- Эх, ты! - И Блюма щёлкнула его легонько по носу.

Теперь Иося не искал ни галерейки, ни второй двери слева. Блюма шла смело - очевидно, не в первый раз.

Она постучала три раза. Медленный поворот ключа - и в узенькой щели двери заблестел чёрный глаз. Блюма прильнула к щели:

- Поклон от беленькой Ханеле.

Ага! Дверь открылась ровно на столько, чтоб пропустить Блюму.

Иося налёг грудью на дверь, всунул нос и сказал быстро шёпотом:

- Поклон от чёрной Ханы.

За дверью раздался приглушённый смех, щель снова раздалась и впустила Иосю. Перед ним была молодая девушка. Она вся тряслась от смеха. Иося стоял сконфуженный, не зная, куда деться.

А девушка сквозь смех сказала:

- Какой ты чудной! Сам ты похож на чёрную Хану, а кланяется вовсе не чёрная Хана, а беленькая Ханеле.

Иося смутился ещё больше. Целый день он твердил пароль, а сказал не то. Но тут он поднял глаза, посмотрел на девушку и тоже громко рассмеялся. Уж очень смешно получилось!

В маленькой комнате было так тесно, что Иося с Блюмой так и остались у двери. Рабочие сидели не только за столом, но и на сундуке и на кровати.

Иося толкнул Блюму:

- Не слышно будет, и я ничего не увижу. Подвинься!

Но Блюма обернулась и шёпотом сказала:

- Куда же? Видишь, некуда… Тише!

Иося, пожалуй, был рад: в уголке его не видно, вдруг ещё спросят о чём-нибудь, а он ничего не знает.

Окна в комнате были завешены. На одном висел клетчатый платок, на другом - тёмно-красное одеяло. От этого комната сделалась точно закрытая коробка. Густо стелился табачный дым. Сквозь облако дыма лица людей казались красными, разгорячёнными.

У стола стоял человек в короткой ватной куртке. Эта аккуратная куртка очень ловко сидела на нём, но была ему совсем не нужна. В комнате было жарко, и приезжий товарищ, которого все называли «товарищ Михайлов», отстегнул сначала воротник куртки, а потом и все остальные застёжки. И тогда все увидели, какой хороший костюм на товарище Михайлове - тёмно-синий, шерстяной в узенькую серую полоску, какая на нём белоснежная крахмальная рубашка и серый, с синей полоской галстук, завязанный бабочкой.

Товарищ Михайлов так начал свою речь:

- В нашей большой рабочей семье случилось событие огромной важности: забастовали щетинщики в Кибарте…

Он говорил медленно и очень спокойно. Товарищ Михайлов обвёл всех блестящими, немного навыкате глазами и при этом наклонял голову с аккуратным пробором сбоку.

Кругом тихонько переговаривались:

- Товарищ Михайлов приехал из-за границы.

- Он большой подпольный работник.

- Ему нельзя жить в России. Шпики за ним по следам ходят.

А девушки смотрели на товарища Михайлова восторженными глазами и шептали друг другу на ухо:

- Какое спокойствие!

Товарищ Михайлов говорил, нисколько не напрягая голоса, но в комнате стояла такая тишина, что было слышно каждое слово.

- Столяры должны помочь щетинщикам, - говорил приезжий товарищ, - щетинщиков необходимо поддержать. Возможно, что забастовка разрастётся - забастуют и столяры, и табачники, и портные. Рабочие только тогда и сильны, когда выступают вместе и действуют сообща…

Но что случилось со старым столяром Нохимом Капланом? Он сидел на сундуке. Впрочем, он мало сидел. Старик всё время вскакивал, точно на сундуке лежали горячие уголья. И вдруг он стал кричать, с какой-то злобой выплёвывая каждое слово:

- Помогать? Да? Помогать? Чем помогать - я вас спрашиваю? Скоро сами подохнем от голода!

А его неожиданно поддержал человек помоложе, Витас Мажулис:

- Правильно! Старик верно сказал. Наши отцы и деды, пожалуй, сами не бастовали и никаких забастовщиков не поддерживали. Жили для себя.

Две молоденькие девушки, светловолосые подруги из дамской мастерской, Ванда и Стелла, ловили каждое слово товарища Михайлова. После слов Витаса Мажулиса обе девушки разволновались.

Одна из них, Ванда, чуть не плакала:

- Надо же понимать! Щетинщики не могут больше держаться. Им нужна немедленная помощь. Немедленно… - И Ванда чуть не захлебнулась от подступивших слёз.

Стелла поддакивала подруге:

- Да, да, да… Мы тоже бастовали.

Но вот опять раздался голос товарища Михайлова, и все затихли. Ждали, что он скажет.

Иося тоже подвинулся поближе. Он совсем забыл, что хотел остаться незамеченным.

- Я хочу ответить Нохиму Каплану и Витасу Мажулису… - сказал товарищ Михайлов и остановился, окинув всех собравшихся дружелюбным взглядом. Стало ясно, что приезжий не собирается спорить с Капланом и Мажулисом, он хочет что-то объяснить, что полезно знать всем. - Да, раньше такого не было! - сказал спокойно товарищ Михайлов. - Но значит ли это, что мы должны всегда держаться того, что было раньше? Нисколько! Самое ужасное - это рутина, косность! Я могу привести сколько угодно примеров… - Товарищ Михайлов задумался, глядя вниз, на свои бумажки, и играя маленьким карандашиком. - Вот простой пример… - Товарищ Михайлов поднял голову. - Когда впервые привезли картофель из Америки, у нас встретили его враждебно. Картофель не хотели сажать, его даже назвали «чёртовой едой». Во многих местах протесты были так сильны, что закончились картофельными бунтами. А теперь? - Товарищ Михайлов посмотрел на сидевших перед ним товарищей своими ясными глазами, и на губах у него появилась улыбка. - Теперь картошка - самая нужная, самая необходимая еда. Первая еда после хлеба… «Картофель хлебу подпора» - как говорят в народе.