Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Книга третья. Двойная жизнь

На другой день Михаил Васильевич вместе с агрономом облазили все колхозные земли, сенник, скотный двор, где содержались четырнадцать обобществленных коров и одиннадцать лошадей, амбар с семенным зерном, сарай, в котором хранились плуги, бороны, косилки и прочий инвентарь, — почти ничего не утаил председатель колхоза "Путь Ильича" от молодого агронома, советовался с ним, поначалу для вида, из показного уважения, но вскоре, все больше поражаясь, что этот мальчишка не только много чего знает, но и рассуждает толково, советовался уже с живейшей заинтересованностью.

— Вот загвоздка, однако, что с коровами делать, — то ли спрашивал, то ли жаловался Михаил Васильевич своему спутнику, покидая скотный двор. — Еще летось прошлого года ЦК издал постановление, чтоб, значит, каждой колхозной семье иметь собственную корову. — И пояснил: — Мы когда в колхоз-то собирались, поначалу всех коров хотели в одну кучу. А куда? Коровник-то такой еще построить надо. Вот и порешимши: у кого две коровы или даже три, оставить одну, а излишки собрать в один, в колхозный то есть, коровник. Теперь получается, что, согласно постановлению, этих коров надо раздать обратно бескоровным. Дело, что и говорить, хорошее, важное с политической точки зрения. Мы так колхозникам и объяснимши: раз, мол, партия постановила, пусть оно так и будет. И что ж ты думаешь? — Михаил Васильевич даже остановился посреди улицы и уставился на Скворцова, сбив на затылок свой картуз. — Два соб-ра-ния провели! А? Ни в какую: бескоровные — за, коровные — против. Вот ведь как частная собственность народ держит — просто страсть. А как доить и ухаживать за общественными коровами — пущай бескоровные.

— А вы, Михал Василич, — несмело посоветовал Скворцов, — начните ремонт коровника. Его ж все равно ремонтировать надо: и полы там гнилые, и крыша худая. А двери! — того и гляди развалятся. По случаю ремонта и раздайте коров-то по своему усмотрению… Вроде как временно. А там… сами знаете…

Михаил Васильевич сдвинул картуз с затылка на глаза, из-под засаленного козырька озадаченно прищурился на молодого агронома: нет, этот парень все больше и больше ему нравился. Даром, что прыщеватый да нескладный.

Уже в председателевой избе, за поздним обедом, подвели итог всему виденному и говоренному и порешили, что с отправкой семенного зерна в эмтээсовский амбар следует повременить. Хотя бы до того времени, как амбар этот приведут в порядок, а там, глядишь, и время сева подойдет, не нужно будет возить семенное зерно туда-сюда.

Эту мысль сам же Скворцов и высказал, и без всяких там вокруг да около, чем тоже поразил Михаила Васильевича, привыкшего слова подбирать с осторожностью, с оглядкой.

Скворцову, между тем, очень понравилось, как поставлено дело в колхозе "Путь Ильича". Особенно та тщательность, с какой зерно очищено от сорняков, откалибровано и обработано против спорыньи и прочих хлебных болезней. И на каждом мешке прикреплена аккуратная дощечка, а на ней химическим карандашом написано, какой сорт, на каком поле и по скольку пудов на десятину высевать.

Выученик Тимирязевки, Скворцов был ярым сторонником научного подхода и аккуратности в использовании современной агротехники. С этой точки зрения председатель колхоза "Путь Ильича" был первым таким грамотным и культурным председателем, встреченным молодым агрономом на своем еще коротком профессиональном пути, и тем самым завоевал его искреннюю симпатию.

Не успели отобедать, на тебе — новые гости: сам секретарь спировского райкома ВКП/б/ товарищ Кочергин со своим заместителем по сельскому хозяйству, с директором Выдропужской МТС, начальником эмтээсовского политотдела и начальником районной ГПУ.

Михаил Васильевич как увидел их в окно, выбирающихся из саней, так и обомлел. Первое, что пришло на ум: Евстрата Дугина арестовали и теперь приехали за ним, за председателем колхоза. Но, не разглядев среди начальства ни одного милиционера (не само ж начальство арестовывать его будет), мысли о собственном аресте отставил в сторону, зато забеспокоился о том, удастся ли ему удержать зерно в собственном амбаре, как поведет себя новый агроном и какие понадобятся слова, чтобы убедить приезжих согласиться с его мнением.

Недопив чай, Михаил Васильевич выбрался из-за стола, набросил на плечи полушубок, нахлобучил на голову картуз и вышел встречать гостей. Вскинувшегося было вслед за ним Скворцова остановил движением руки:

— Ты, Григорий, у меня в гостях. Так что сиди, допивай чай, а гостей встречать — это уж мое, хозяйское, дело.

В сенях Михаил Васильевич троекратно перекрестился мелким торопливым крестом — так, на всякий случай — открыл дверь и вышел на крыльцо.

К частым наездам начальства и просто проверяющих Михаил Васильевич привык и ко всем начальникам, каких бы званий они ни были, относился одинаково: без заискивания, без видимого страха (чему быть, того не миновать), показывал только то, что просили, рассказывал о том, о чем спрашивали, попить-поесть приглашал, но если отнекивались, не настаивал, а соглашались, разносолами не баловал, в своей избе ночевать не оставлял по причине тесноты, а чаще всего направлял к Дугину, который имел большую пятистенку, а жил с женой да старухой-матерью. И не без умысла: Дугин, большой любитель поговорить о политике и доискаться до правды, мог уморить любого, даже самого терпеливого слушателя, так что в другой раз проверяющие старались все сделать до темноты и убраться восвояси.

Но такого наезда всей районной начальствующей верхушки Михаил Васильевич что-то не припомнит. Он неторопливо спустился с крыльца, подошел к калитке, открыл ее и вышел на улицу — невысокого росточка, широкий в кости, крепко стоящий на коротких ногах: такого с места столкнуть не так-то просто, а уронить на землю даже и не думай. Но для людей, выбравшихся из саней и разминавших отсиделые ноги, он был всего-навсего председателем маленького колхоза, который, хотя и числится в передовых, но требует за собой контроля и неусыпного руководства.

Еще до того, как собрать районное совещание по вопросу весеннего сева и концентрации семенных фондов при МТС, все партийные и хозяйственные руководители районного масштаба были вызваны в город, три года как носящий имя всесоюзного старосты товарища Калинина, где два дня заседали при калининском обкоме партии. Там им подробно, с цифрами в руках и фактами, доказали, что, хотя крестьянские хозяйства на восемьдесят и более процентов объединились в колхозы, ждать от этого объединения молочных рек и кисельных берегов нечего. Более того, может получиться — и получается кое-где на практике — совсем даже наоборот: количество посевных площадей снижается, урожаи падают, семенное зерно либо проедают, либо пропивают, то есть гонят из него самогонку; энтузиазма у новоиспеченных колхозников работать лучше, чем в единоличном хозяйстве, особо не замечается, следовательно, требуется всемерно усилить партийное руководство и партийный контроль сверху до самого низу. Особенно по части примазавшихся к колхозам контрреволюционных элементов, как то: бывших кулаков и подкулачников, попов, офицеров и прочих сомнительных элементов. Выявлять эти элементы и выводить их на чистую воду — задача не только ОГПУ, но и каждого коммуниста, тем более — руководящего.