Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Книга третья. Двойная жизнь

Куда ни глянь, по всему Светлановскому проспекту толпится народ, парни уже под градусом, но самую малость, девчата в пестрых платьях, иные в строгих костюмах и шляпках, на лице вуалетки; на груди многих девчат комсомольские значки, значки ОСОВИАХИМа, "Ворошиловских стрелков", парашютистов и всякие другие. Парни в этом смысле тоже не отстают, но "Светлана" — завод женский, и парни в пестром разноцветье косынок, платьев, шарфиков, шляпок и беретов теряются, как теряются сухие ветки в буйной зелени цветущего сада.

Суетятся партийные организаторы, комсомольские вожаки, начальники и начальницы цехов, мастера, перекликая своих работников, сбивая их в кучи, потом — в колонны; из проходной тащат связки разноцветных флагов и транспарантов, искусственных цветов, портреты вождей, выкатывают тележки со всякими художествами на них, изображающими то работницу с "лампочкой Ильича", то счастливую молодую мать с ребенком, которая гордится тем, что родила сына, будущего воина Красной армии, защитника своей страны и социализма.

Вот парни из ремонтно-механического цеха выкатили огромные портреты товарищей Ленина и Сталина, обрамленные гирляндами искусственных цветов, и покатили их прямиком к перекрестку двух проспектов, откуда голова колонны и начнет свое движение к центру города трех революций.

Впереди портретов, как бы раздвигая неугомонную толпу, шествует дама лет сорока пяти, председатель заводского комитета профсоюза, женщина дородная, с грудью, похожей на поднос, украшенной огромным красным бантом.

Правофланговые, в основном пожилые женщины, хмурые и важные от сознания своей значительности и ответственности, повязывают на рукава красные повязки, неодобрительно поглядывают по сторонам на все еще хаотически движущуюся в разных направлениях массу людей.

Начальники и начальницы отдельных колонн с большими красными бантами на груди срывают голоса, созывая под свои значки народ, а народ кидается то в одну сторону, то в другую, со всех сторон то смех, то уже, как голуби над голубятней, взлетают песни и тут же опадают, точно спугнутые неразберихой, суетой и переполняющей людей радостью.

Наконец разобрались, построились, подняли над головами флаги, транспаранты, портреты; где-то далеко, в самом начале колонны, оркестр грянул "Интернационал", лица построжали, по колонне прошло колыхание, качнулись флаги, наполнились солнцем и свежим весенним ветром, заполоскались, захлопали.

Тут с треском порвался один из транспарантов, и длинное его полотнище заметалось над головами, путаясь в древках флагов и рамах портретов; вскинулись руки, ловя полотнище, к месту происшествия заспешили руководители колонны, транспарант поймали, скомкали, на его место растянули запасной, потому что должна быть симметрия и не должно быть пустот: дело-то политическое, а в нем каждая мелочь — не мелочь…

И вот — двинулись.

Мария с Зинаидой идут в середине колонны своего сборочного цеха, самого большого на заводе, выигравшего предмайское социалистическое соревнование среди других цехов, а потому возглавляющего всю светлановскую колонну.

На Зинаиде синяя юбка и такая же жакетка, белая блузка, на груди большой красный бант, на голове кокетливо пристроен синий же берет, а в светлых волосах, щедро обрамляющих гордую головку, красная роза. Зинаида беспечно улыбается, поглядывает по сторонам, ловя восхищенные взгляды мужчин, и делает вид, что эти взгляды ее совершенно не интересуют.

На Марии голубое платье с глухим воротником, скрепленным дешевой брошью, и синяя кофточка. Темные, почти черные волосы ее зачесаны набок, чуть прикрывая правую сторону лица и полностью открывая левую, берет тоже синий; маленький прямой носик, чуть вздернутые вверх губы, круглый подбородок и тонкая шея делают ее похожей на девочку-подростка, с испугом, недоверием и интересом разглядывающую мир черными глазками.

Ветер полощет и рвет из рук флаги, голые еще липы с едва набухшими почками неохотно помахивают своими кургузыми ветками; прохладно, девчонки жмутся друг к другу, звонкими голосами подхватывают любую песню, которые зарождаются то сзади, то спереди, и как эхо повторяются по всей колонне.

На подходе к Литейному мосту движение светлановской колонны застопорилось, а вскоре она и совсем встала, пропуская вперед колонны заводов "Арсенал", "Красный выборжец", имени Свердлова, Металлический и другие. Это были в основном мужские колонны, и парни, проходя мимо светлановцев, призывно машут руками и кричат что-то веселое, озорное, что, однако, трудно расслышать за медью многочисленных оркестров, за буйными перезвонами голосов и гармошек, за хлопками знамен и транспарантов.

Большой красный щит, изображающий не то колесо, не то гигантскую шестерню, а поверх надпись: "Ленинградский металлический завод", и Мария, как только прочитала эту надпись, так ноги сами понесли ее к ней, потому что там, под этой надписью, обязательно должен быть Васька Мануйлов, и она просто не могла не попытаться взглянуть на него, чтобы окончательно решить, как же ей жить дальше.

Впрочем, Мария так определенно вовсе и не думала: в ее маленькой головке редко появлялись какие-то законченные мысли, а чаще это были два-три едва связанных между собой слова, которые вырывались откуда-то изнутри, даже, может быть, и не из головы, но эти-то слова и вели ее куда-то, и подталкивали, и руководили ее поступками.

"Металлический завод" и Васька Мануйлов — эти четыре слова имели почти одинаковый в данных условиях смысл, все остальное было несущественно.

Ноги сами вынесли Марию к первому ряду своей колонны, впереди теперь была лишь жиденькая цепочка из директора завода, парторга и еще каких-то шишек, портреты Ленина-Сталина, флаги и оркестр, который перестал дудеть и греметь, а тоже таращился начищенной медью на проходящие колонны Выборгской стороны.

Мария во все глаза всматривалась в темные ряды демонстрантов, пытаясь разглядеть в них Василия Мануйлова, но колонны так густо были завешаны флагами и транспарантами, портретами и всякими непонятными вещами, изображающими изделия этих заводов, что людей выше пояса там почти не было видно — одни беспрерывно шевелящиеся брюки и башмаки.

В отчаянии Мария пробралась уже в оркестр, ей кто-то что-то сказал сердитое, но она не обратила внимания, выглядывая человека, от которого, быть может, зависела вся ее жизнь.

В это время где-то на мосту случилась заминка, колонны встали — и как раз напротив встала колонна Ленинградского металлического.

И тут Мария заметила знакомую сутуловатую фигуру мастера модельного цеха, с которым познакомилась на встрече нового года. Она уже не помнила, как его зовут, но ее охватило такое волнение, будто она увидела самого Ваську или вот-вот его увидит. Но Васьки видно не было. Тогда возникло желание подойти к мастеру и узнать, где Василий пропадает, почему его не видно.