Джеймс Клавелл - Король крыс

– Ити-бон, друг, – сказал Кинг.

Торусуми хрюкнул, показал зубы, втянул воздух и предложил Питеру закурить.

Питер Марлоу заколебался.

– Берите, Питер, – велел Кинг.

Питер Марлоу повиновался.

– Скажите ему, – попросил Кинг Питера Марлоу, – что мы приветствуем его.

– Мой друг говорит тебе «Добро пожаловать», он счастлив видеть тебя здесь.

– Спасибо. Нет ли у моего бесценного друга чего-нибудь для меня?

– Он спрашивает, есть ли у вас что-нибудь для него?

– Переведите ему в точности все, что я скажу, Питер. В точности.

– Мне придется говорить на местном диалекте. Точно нельзя перевести.

– О’кей, но сделайте так, чтобы это было правильно, и не торопитесь.

Кинг дал корейцу часы. Питер Марлоу с удивлением заметил, что они были как новые, недавно отполированы, с новым пластмассовым циферблатом и в аккуратном замшевом чехольчике.

– Скажите ему, что мой знакомый хочет продать их. Но они дорогие, и, возможно, это не то, что он хочет.

Даже Питер Марлоу заметил, как алчно кореец сверкнул глазами, когда вынул часы из чехла и поднес к уху. Потом хрюкнул что-то небрежно и положил часы обратно на стол.

Питер Марлоу перевел ответ корейца:

– У тебя есть что-нибудь еще? Я сожалею, но за «Омегу» сегодня много в Сингапуре не получишь.

– Ты очень хорошо говоришь по-малайски, – добавил Торусуми, обращаясь к Питеру Марлоу и вежливо втягивая воздух между зубами.

– Благодарю тебя, – неохотно поблагодарил его Питер Марлоу.

– Что он говорит, Питер?

– Только то, что мой малайский хорош, и все.

– А! Ну так переведите ему, что, к сожалению, у меня больше ничего нет.

Кинг подождал, пока сказанное не будет переведено, потом улыбнулся, пожал плечами, взял часы, положил их в чехол и обратно в карман. Затем встал:

– Саламат!

Торусуми еще раз обнажил зубы, потом показал жестом, что Кинг должен сесть.

– Это не значит, что я не хочу часы, – сказал он Кингу. – Но ты мой друг, и ты хлопотал, и я должен знать, сколько хочет за эти ничтожные часы человек, который продает их?

– Три тысячи долларов, – ответил Кинг. – Мне жаль, цена слишком высокая.

– Она и вправду очень высокая. Хозяин слаб на голову. Я бедный человек, всего только охранник, но у нас были общие дела раньше, и, чтобы сделать тебе приятное, я предлагаю триста долларов.

– Сожалею, но осмелюсь не согласиться. Я слышал, есть другие покупатели, которые заплатят более разумную цену через других посредников. Я согласен, что ты бедный человек и не должен платить такие деньги за столь ничтожные часы. «Омега», конечно же, не стоит таких денег, но ты должен понять, что это будет оскорблением – предложить их хозяину сумму, значительно меньшую, чем за второсортные часы.

– Это справедливо. Возможно, я и подниму цену. Ведь даже у бедняка есть честь, и, кроме того, благородно попытаться облегчить страдания любого человека в эти трудные времена. Четыреста.

– Я благодарен тебе за заботу о моем знакомом. Но это часы марки «Омега», и, учитывая, что цена на «Омегу» опустилась ниже их ранее высокой стоимости, у тебя есть хорошая причина, по которой ты не хочешь иметь со мной дела. Человек чести всегда уважает…

– Я тоже человек чести. У меня нет желания сомневаться в твоем добром имени и добром имени твоего знакомого, которому принадлежат часы. Мне, наверное, стоит рискнуть своим добрым именем и постараться узнать, смогу ли я уговорить этих ничтожных китайских торговцев, с которыми имею дело, чтобы те хоть один раз за свою ничтожную жизнь дали честную цену за эти часы. Уверен, ты поймешь, пятьсот – это наиболее справедливая цена, и уважаемый человек может заинтересоваться «Омегой» даже раньше, чем цены упадут.

– Верно, мой друг. Но вот что я тебе скажу. Возможно, цены на «Омегу» не упали. Возможно, ничтожные китайцы обманывают уважаемого человека. Но на прошлой неделе один из моих корейских друзей пришел ко мне и купил такие часы за три тысячи долларов. Я предложил их тебе только потому, что мы старые друзья, а старым друзьям надо доверять.

– Ты не врешь? – Торусуми злобно сплюнул на пол, и Питер Марлоу приготовился к удару, который раньше следовал за такими вспышками.

Кинг сидел невозмутимо. «Боже, – думал Питер Марлоу, – у него стальные нервы».

Кинг вытащил табачные листья и начал скручивать сигарету. Когда Торусуми увидел это, он перестал неистовствовать, предложил пачку «Куа» и успокоился.

– Я поражен, что ничтожные китайские торговцы, ради которых я рискую своей жизнью, такие продажные. Я в ужасе от того, что ты, мой друг, рассказал мне. Более того, я испуган. Подумать только, они злоупотребили моим доверием! В течение года я имел дело с одним и тем же человеком. И как же долго он обманывал! Думаю, мне полагается убить его.

– Лучше, – возразил Кинг, – перехитрить его.

– Как? Я буду очень рад, если твой друг научит меня.

– Накажи его словами. Скажи ему, что до тебя дошли верные сведения о том, что он обманщик. Скажи ему, если он в будущем не будет давать тебе хорошую цену – хорошую цену плюс двадцать процентов, чтобы исправить прошлые ошибки, – ты можешь шепнуть властям. Они заберут его, заберут его женщин и детей и накажут. Он должен знать, что ты это сделаешь.

– Замечательный совет. Я в восторге от внимания моего друга. Поэтому ради наших дружеских отношений предлагаю полторы тысячи долларов. Это все, что у меня есть, до последнего гроша, вместе с жалкими монетами, доверенными мне моим другом, который по болезни, полученной от женщин, находится в этом вонючем сарае, который называется больницей. Он не может работать.

Кинг наклонился и шлепнул ладонью по лодыжкам, облепленным москитами. «Вот это лучше, приятель, – подумал он. – Давай-ка посмотрим. Две тысячи будет много. Тысяча восемьсот в самый раз. Тысяча пятьсот неплохо».

– Кинг просит тебя подождать, – перевел Питер Марлоу. – Он должен посоветоваться с ничтожным человеком, который хочет так дорого продать тебе этот товар.

Кинг залез в окно и прошел для проверки через всю хижину. Макс был на месте. Дино около тропинки следил за одной стороной. Байрон Джонс Третий – за другой.

Он нашел потного от волнения майора Праути в тени соседней хижины.

– Прошу прощения, сэр, – горестно прошептал Кинг. – Парень совсем не проявил интереса.

Беспокойство Праути усилилось. Он должен продать. «Господи, – подумал майор, – вот уж не везет. Мне любым путем нужно достать денег».

– Сколько он предлагает?

– Мне удалось уговорить его на четыреста долларов.

– Четыреста долларов! Да всякий знает, что «Омега» стоит по меньшей мере две тысячи.

– Сожалею, но дело обстоит именно так. Он, кажется, подозревает, что это не настоящая «Омега».