Джеймс Клавелл - Король крыс

– ’Mahlu.

– Две пики, – объявил Ларкин торжественно.

И начался яростный торг.

Позже этим же вечером Ларкин стукнул в дверь одного из бараков.

– Да? – откликнулся Смедли-Тейлор, всматриваясь в темноту.

– Простите за беспокойство, сэр.

– Здравствуйте, Ларкин. Что-нибудь случилось?

«Всегда неприятности». С трудом вставая с койки, Смедли-Тейлор недоумевал, что принесло австралийца в этот час.

– Нет, сэр. – Ларкин убедился, что никто не может их слышать. Его слова были тихими и обдуманными. – Русские в сорока милях от Берлина. Манила освобождена. Янки высадились на Коррехидоре и на Иводзиме.

– Вы уверены в этом, приятель?

– Да, сэр.

– Кто… – Полковник Смедли-Тейлор запнулся. – Нет. Я не хочу ничего знать. Сядьте, полковник, – сказал он тихо. – Вы абсолютно уверены?

– Да, сэр.

– Могу сказать только одно, полковник, – старик говорил невыразительно и мрачно, – я ничем не сумею помочь тому, кого поймают с… кого поймают. – Он даже не хотел произносить слово «приемник». – Я ничего не хочу знать об этом. – Теперь улыбка пробежала по его лицу, смягчив жесткие черты. – Я только прошу охранять его ценой своей жизни и немедленно сообщать мне все, что вы услышите.

– Слушаюсь, сэр. Мы предполагаем…

– Я ничего не хочу слышать. Только новости. – Смедли-Тейлор дотронулся до его плеча. – Извините.

– Так надежнее, сэр. – Ларкин был рад, что полковник не хочет выслушивать их план.

Они решили, что будут сообщать новости лишь нескольким лицам. Ларкин расскажет Смедли-Тейлору и Гэвину Россу. Мак передаст их майору Тули и лейтенанту Босли, своим близким друзьям, Питер – Кингу и отцу Доновану, капеллану католиков, а те сообщат их двум следующим людям, которым доверяют, и так далее. «Хороший план, – думал Ларкин. – Прав был Питер, когда не захотел сказать, где достал конденсатор. Славный он парень, этот Питер».

Когда Питер Марлоу чуть позже, этим же вечером, вернулся в свою хижину, повидавшись с Кингом, Эварт не спал. Он высунул голову из-под сетки и возбужденно прошептал:

– Питер! Ты слышал новости?

– Какие новости?

– Русские в сорока милях от Берлина. Янки высадились на Иводзиме и Коррехидоре.

Питер Марлоу похолодел. «Бог мой, так быстро?»

– Сплетни, Эварт. Дурацкая чепуха.

– Нет, не глупость, Питер. В лагере новый приемник. Это правда. Не сплетни. Правда. Здорово! О господи, самое главное я забыл. Янки освободили Манилу. Теперь недолго осталось ждать.

– Я поверю в это, когда увижу собственными глазами.

«Может быть, нам стоило рассказать об этом только Смедли-Тейлору и никому больше, – думал Питер Марлоу, лежа на койке. – Если знает Эварт, секрета не скроешь».

Он нервно прислушивался к шуму лагеря. Можно было почти наверняка определить, что в Чанги растет возбуждение. Лагерь знал: опять есть связь с остальным миром.

Ёсима потел от страха, стоя навытяжку перед разгневанным генералом.

– Ты тупица, ленивый дурак, – говорил генерал.

Ёсима приготовился к удару, и он последовал в виде сильной пощечины.

– Ты найдешь это радио или будешь разжалован в рядовые. Твой перевод отменен. Свободен!

Ёсима четко отдал честь. Его поклон был олицетворением покорности. Он покинул генеральский кабинет, радуясь, что так легко отделался. Черт бы подрал этих несносных пленных!

В казарме он выстроил в шеренгу своих подчиненных и набросился на них с руганью, раздавая пощечины до тех пор, пока не заболела рука. Сержанты, в свою очередь, лупили капралов, те били рядовых, а рядовые били корейцев. Приказы были четкими: «Достать это радио, а не то…»

Но в течение пяти дней ничего не произошло. Потом тюремщики набросились на лагерь и просто растащили его по частям. Но ничего не нашли. Предателю в лагере не было пока известно о местонахождении приемника. Ничего не произошло, если не считать того, что обещание вернуть лагерю обычные нормы довольствия было отменено. Лагерь приготовился к ожиданию на долгие дни, которые казались еще длиннее из-за недостатка еды. Но они знали, по крайней мере, новости. Не слухи, а новости. А новости были очень хорошими. Война в Европе подходила к концу.

Но даже это не отвело от пленных тень похоронного покрова. Запасы еды были у немногих. И хорошие новости таили в себе подвох. Если война в Европе закончится, на Тихий океан прибудут новые войска. В конечном счете будет совершена высадка на территорию Японии. А такая высадка приведет тюремщиков в бешенство. Все понимали: у Чанги может быть только один конец.

Питер Марлоу шел к курятникам, его фляга болталась у бедра. Мак, Ларкин и он решили, что безопаснее носить фляги с собой. На случай внезапного обыска.

Он был в хорошем настроении. Хотя заработанные деньги давно вышли, Кинг дал ему еды и табака в счет будущих заработков. «Господи, какой человек! – думал Питер Марлоу. – Если бы не он, Мак, Ларкин и я голодали бы так же, как и все остальные в Чанги».

День выдался прохладный. Дождь, прошедший накануне, прибил пыль. Подходило время завтрака. Приближаясь к курятникам, он прибавил шагу. Может быть, сегодня будут яйца. Потом остановился, ошеломленный.

Около клетки, которая принадлежала группе Питера Марлоу, собралась небольшая толпа, сердитая, гневная толпа. К своему удивлению, он заметил в ней Грея. Перед Греем стоял полковник Фостер, голый, если не считать грязной набедренной повязки. Он подпрыгивал, как маньяк, несвязно выкрикивая ругательства в адрес Джонни Хокинса, который прижимал к груди свою собаку, защищая ее от полковника.

– Привет, Макс, – сказал Питер Марлоу, подойдя к курятнику Кинга. – В чем дело?

– Привет, Пит, – легкомысленно ответил Макс, перекладывая грабли из руки в руку. Он заметил бессознательную реакцию Питера Марлоу на обращение «Пит». Офицеры! Ты пытаешься считать офицера обычным парнем, называешь по имени, а его это бесит. Черт с ними!

– Да, Пит. – Он повторил «Пит» просто для того, чтобы насолить. – Вся заваруха началась час назад. Кажется, собака Хокинса забралась в курятник Фостера и убила одну курицу.

– Не может быть!

– Они принесут ему голову пса, это уж точно.

Фостер визжал:

– Я хочу взамен другую курицу и возмещение убытков! Эта тварь убила одного из моих детей, я хочу, чтобы было предъявлено обвинение в убийстве!

– Но, полковник, – сказал Грей, теряя терпение, – это была курица, а не ребенок. Вы не можете предъявлять…

– Мои куры – это мои дети, идиот! Курица, ребенок, какая разница? Хокинс – грязный убийца. Убийца, вы слышите?

– Послушайте, полковник, – рассердился Грей, – Хокинс не может дать вам другую курицу. Он приносит извинения. Собака сорвалась с привязи…

– Я требую разбирательства в трибунале! Хокинс – убийца, и его тварь тоже убийца! – На губах полковника Фостера показалась пена. – Эта проклятая тварь убила мою курицу и съела ее! Она съела ее, и от моего ребенка остались только перья.