Сьюзан Вриланд - Клара и мистер Тиффани

Когда прибыл Дадли, он принес свою цитру, надеясь наиграть несколько южных колыбельных, чтобы помочь Джорджу заснуть, и письмо от Хэнка, отправленное из Парижа.

— Прочитай-ка его, — попросил Джордж. — Оно может оказаться презабавным.

6 апреля 1900 г.

Дорогой Дад!

Как бы мне хотелось, чтобы я последовал твоему совету и брал уроки танцев как составную часть моего образования! Я очень подружился с одним английским парнем, Уолтером Рэдклиффом, который раздобыл приглашение на роскошный бал, где я разговорился с пленительной женщиной. Рэд сказал, что моя дерзость, поскольку я не был представлен ей, была явным faux pas [25] Неверный поступок, промашка (фр.). с точки зрения манер Старого Света. Тем не менее, когда оркестр заиграл венский вальс, она напрямую сказала мне: «Давайте потанцуем!» Проклиная все в душе, я кое-как проспотыкался, а Рэд потом сказал мне: «Ты только что танцевал с Айседорой Дункан. Этим немногие могут похвастаться!»

Рэд — специалист по архитектуре, так что он беспрестанно разражается восторгами по поводу фронтонов и карнизов. Он — сущая находка для моей программы самообразования. Его неистощимая энергия напоминает мне нашего Джорджа. Постарайся, чтобы Джордж расслабился и отдохнул некоторое время после того, как закончит работу у Вандербильта.

— До чего смешно, Хэнк! Я действительно отдыхаю, но не по собственному желанию.

Он всегда с головой погружен в то, чем занимается, и неустанно отдается полностью какой-нибудь затее. Вечно так жить невозможно.

— Кто бы говорил…

Французы ведут размеренный образ жизни: не спеша наслаждаются утренним кофе и бриошами, не торопятся за горячим обедом, восторгаются парками, просто стоят на мосту, а не несутся по нему сломя голову. Рэд усвоил такой образ жизни, и, полагаю, он прав. Он пьет свой утренний кофе с коньяком, чтобы отпраздновать начало дня, и носит с собой небольшую фляжку у чтобы хлебнуть в честь того или иного здания.

Мы нанесли поспешный визит Эйфелевой башне позавчера вечером на закате солнца, прошлись перед Оперой и украдкой забежали в Лувр засвидетельствовать почтение Венере Милосской, по желанию Рэда, хотя я предпочел бы любые скульптуры юношей классического периода. Там есть афинский торс, которыми особенно восхищаюсь: у него замечательно очерчены мускулы живота, а правая ягодица более сокращена, нежели левая: свидетельство того, что натурщик стоял, неправильно распределив свой вес, — это более соблазнительная поза, нежели у изваяний из Аргоса. Я попросил Рэда передать мне фляжку, чтобы выпить за правую ягодицу, пока смотритель повернулся к нам спиной.

Большой тур не лишен своих трудностей. Меня удручает, что я вынужден покинуть Париж через четыре дня, ибо я обещал Рэду сопровождать его в кое-какие деревни, упомянутые Генри Джеймсом в «Небольшом путешествии по Франции». Не испытывай, однако, опасений по поводу Рэда. Возможно, я никогда больше не увижу его.

Джордж закрыл глаза и зарылся в подушки.

— Вот как получается, Клара. Наша счастливая комета несется дорогами великолепия Старого Света.

В последующие дни доктор Григгз ежедневно осматривал Джорджа, опасаясь, что дело закончится пневмонией. Генри, Дадли и я дежурили подле него по очереди и старались всячески ублажать. Джордж оказался несносным пациентом. Однажды, когда Дадли и я меняли ему постельное белье, не поднимая его с кровати, Джордж разозлился:

— Не ворочай меня, как полено, Дад. Ты ведь не подъемник для укладки древесины в штабели!

— Конечно, у нянечек это получается лучше, — заворчала я. — Наверное, пора отправить тебя в больницу.

— Нет уж! В больницах такой смрад, как на химических заводах. Я лучше умру. Люди не могут прийти туда, чтобы навестить меня.

— Ты думаешь, что будешь выставлен там как один из уродов Барнума? — возмутился Дадли.

Наше терпение подходило к концу. Я вернулась домой в пятницу вечером после ужина, и Бернард пригласил меня в «Устричный дом» на Пятой авеню, но я отказалась и сразу улеглась спать. Утром Джорджу, видимо, стало хуже. Я ждала до девяти, пока подойдет Генри. Из-за усталости тот проспал. Он сказал, что сейчас же принесет мне завтрак, но пришел доктор Григгз и настоял, чтобы Джорджа положили в больницу. После длительных уговоров и капризов Джордж изъявил согласие отправиться туда, и доктор Григгз ушел, чтобы устроить это.

Я совсем ослабла от голода, ибо съела только крекеры с сыром и выпила стакан вина прошлой ночью у постели Джорджа. Изящные потуги Генри приготовить завтрак разрушили все мои ожидания. Он выложил дугой на блюде тонкие ломтики апельсина, налил кофе из серебряного кофейника и добавил булочки, разогретые на кухне. Только по одной для каждого из нас! Я вцепилась зубами в свою, не дожидаясь его. Он поставил на своем конце длинного обеденного стола миску, разбил четыре яйца, взбил их и подал мне большую часть омлета.

Столовое белье было накрахмаленным, фарфор украшен цветами и позолоченной каймой. Бокалы для воды на высоких ножках были из стекла «фавриль», с одного угла обзора они переливались розовым цветом, с другого — бледно-золотистым и имели форму тюльпанов.

— Рюмки изысканные.

Я знала на примере нашей демонстрационной комнаты, что подобные бокалы стоят двадцать пять долларов за дюжину. Почти мое недельное жалованье. Я подняла и поставила на стол свой, внимательно рассматривая его.

— Это бокалы или тюльпаны? — задал мне вопрос Генри.

— Тюльпаны, — ответила я, прекрасно осознавая, что он-то хотел услышать другой ответ. Я подняла бокал в воздух. — Я пью цветочный нектар.

— Вы заразились непутевостью этого нового подхода больше, чем Льюис. Не верю, что он осознает эту непреложность: новая тенденция представлять одну вещь под личиной другой простирается далеко за пределы ар-нуво. Эту двойственность с большей вероятностью оценят те, кто живет двойной жизнью. Для этого еще не найдено названия, однако, я уверен, оно появится, отражая его несерьезность во всей полноте.

— А вы видите это?

— Я проживаю это, двусмысленность двойной жизни. Поскольку Льюису неведомо двойное мышление, от его продукции получают даже еще больше наслаждения те, кто знает, что в ней скрывается больше, нежели заметно глазу.

— И в моих лампах тоже?

— В ваших лампах особенно.

Я сделала глоток воды, довольная участием в этой новой манере выражения.

— Вы когда-нибудь видели, как танцует Лоэ Фюллер? — спросил он. — Размахивая ярдами ткани таким образом, что они смахивают на огромные лепестки или крылья, превращая ее в карлика?

— Да. Она изумительна!

— Это цветок гибискуса или танцовщица? Экзотическая бабочка или танцовщица? Будет ли ваша лампа с глициниями вьющейся лозой или электрическим светильником?