Сесилия Холланд - Иерусалим

Они были на седловине перевала. В сорока ярдах вверх по склону, у подножия спиралеобразной группы скал вокруг костров, расположились сарацинские лучники — большинство сидели и лежали на земле. Лишь трое из них спустились к отаре. Прямо перед Раннульфом стоял, упёршись кулаками в бёдра, крупный воин в кожаном нагруднике, с кустистой бородой. Его лук со спущенной тетивой висел за спиной. Он указывал на овец, и Раннульф, пожав плечами, протянул руки и напевно сказал что-то по-арабски.

Великан шагнул мимо него, к овцам, оглядывая их с явно гастрономическим интересом. Возможно, он хотел купить овцу для лагерного ужина или же намеревался попросту отобрать её. Раннульф шёл за ним, настойчиво что-то говоря, но лучник оборвал его взмахом руки, начал выбирать овцу — и тут внезапно заметил среди отары Стефана.

Рот его открылся, глаза выпучились, он развернулся было к своим, размахивая руками, но Раннульф уже подскочил к нему, выхватив из рукава длинный нож. Стефан взметнулся из овечьего моря с мечом в руке. На склоне перед ним Раннульф сцепился с дородным турком, и Стефан рванулся на помощь, но прежде, чем он добежал, Раннульф по рукоять погрузил нож под мышку турку.

— Взять их! — хрипло проревел Раннульф. — Вперёд! Вперёд! — Он выдернул нож и дал турку упасть.

Стефан промчался мимо него, бросившись к другим сарацинам. Два турка, ожидавшие на склоне, увидели, что их командир погиб; один из них уже карабкался назад к лагерю, другой вытащил из-за пояса нож и приготовился драться. Но когда из отары выскочили тамплиеры, он оробел и пустился наутёк. В три прыжка Стефан нагнал его и разрубил.

За Германа, думал он. За Германа.

Там, наверху, в тени скал другие турки уже хватались за луки. Склон казался невообразимо крутым. Он не успеет добраться до врагов — прежде его подстрелят. Враги сгибали луки, натягивали тетивы; иные уже, встав на колено, накладывали стрелы. Но другие тамплиеры уже нагнали Стефана, и он ощутил, как их воля неудержимо влечёт его вверх, его руки наливаются их силой; горячка боя охватила его, и он ринулся вперёд.

Слева от него загремел голос Раннульфа, и другие рыцари взревели в ответ. Стефан одолел последние несколько ярдов до турецкого лагеря. Перед ним был враг — и туча стрел. Из-за тугих тетив, из-за круто изогнутых луков блестели вражьи глаза. Он слышал их крики. Остриё стрелы чиркнуло воздух совсем рядом, но меч Стефана одним ударом рассёк и лук, и тетиву, и стрелу, и руку — и турок погиб. Как Герман.

Стефан побежал дальше — мимо костра. Где-то орал Медведь. Турки пытались бежать. У подножия утёса двое лучников попытались сопротивляться, и Стефан бросился на них. Не успел он нанести удар, как с обеих сторон к нему подоспели ещё трое тамплиеров, и турки повалились, словно спелая пшеница под серпами жнецов.

Прямо на Стефана, прядая из стороны в сторону, галопом мчался конь, и рыцарь прыгнул, чтобы поймать его, но конь слепо пронёсся мимо и пропал из виду. Стефан увидел, как раненый турок, хромая, пытается укрыться в скалах, — и догнал, и убил его.

За спиной у него кто-то крикнул, кто-то завизжал — и вдруг наступила тишина.

Стефан выпрямился, задыхаясь, сжимая обеими руками меч. Он огляделся; голова у него кружилась. Он стоял почти у подножия утёса, где горел костёр. Внизу с блеяньем и топотом убегали прочь овцы, и пастухи торопились нагнать их. Земля под скалами была усыпана мёртвыми телами турок.

Тамплиеры бродили вокруг, спотыкаясь о трупы, подходили к кострам и ели всё, что удалось найти съедобного. Бой был кончен. Стефан перекрестился, рука его дрожала.

За Германа. Но Герман всё равно мёртв. Буря ужаса обрушилась на юношу; разум его туманили обрывки картин — раненые, умирающие, мёртвые воины, такие же, как он; его замутило. Он снова затянул пояс на талии и сунул меч в ножны.

К нему подошёл Раннульф с толстым, истекающим соком куском жареного мяса.

— Вот, поешь. Это кролик. — Он протягивал Стефану кроличью ногу с торчащей из неё голой костью; на миг юноше почудилось, что к нему тянется крохотная ручка.

— Нет, — сказал он, — нет, — и тяжело сел на землю.

Раннульф молчал, просто стоял рядом с ним и жевал мясо. Юного короля и ещё одного воина оставили у подножия склона с конями; теперь они приближались галопом, вздымая пыль. Запах мяса проник в ноздри Стефана, и вдруг он почувствовал, что голоден. Он глубоко вздохнул; ему полегчало. Он помнил, что наносил удары, знал, что убивал людей, — он победил, он выжил. Они победили. Голова у Стефана кружилась. Вдруг торжество жаркой волной окатило его.

Раннульф сверху вниз смотрел на него:

— Ну?

— Есть хочу, — сказал Стефан, и рыцарь рассмеялся и протянул ему ломоть мяса. К тому времени, когда к ним подскакали кони, Стефан уже обглодал кроличью кость дочиста. «Герман, — думал он, — Герман, я отомстил за тебя». Вслед за братьями он вскочил в седло и поскакал к Иерусалиму.

Стефан не изменился — изменился мир. Мир тесно сомкнулся вокруг него, сократился до одного ныне текущего мига, до тепла солнечного луча, упавшего на спину, до сделанного только что вдоха.

Прежде, когда выдавалось, как сейчас, свободное время, он грезил о дальнем: доме, сёстрах, будущем — пускай неблизком, но таком приятном времени, которое непременно будет усеяно великими деяниями и приведёт его к спасению души.

Ныне мысли его чурались подобных грёз, и он злился, ловя себя на мечтаниях, словно, в одночасье состарясь, не должен был более попадать в такие ловушки. Он думал о еде, о том, что надо бы отдать доспехи в оружейную — выправить, а ещё — как бы отучить нового коня грызть удила.

Под ним распластался город — такой тихий, что Стефану слышен был крик одинокого настырного разносчика где-то в дальних-дальних улочках. У ворот замка работали плотники — рубили, пилили, сколачивали. Стефан нагнулся над краем стены, камень грел его ладони, ветер мягко касался лица. Ворота были закрыты и заперты с обеих сторон, тяжёлые решётки опущены, потому что Саладин мог в любой момент появиться под Иерусалимом, и никто не мог ни открыть ворот, ни войти в город без слова Стефана л'Эля — отчего Стефан л'Эль получал несказанное удовольствие.

Он только что выпустил за стены Раннульфа и троих сержантов — сверху ещё видно было, как они скачут по дороге на восток, — высматривать Саладина. Раннульф всё узнает первым, припомнилось Стефану, и вспомнился тот, кто это сказал. Стефан мотнул головой, отгоняя воспоминания. Два сержанта, отданные под начало Стефана, мерили шагами парапет. Снаружи по дороге трусил к городу на ослике человек, а в каких-нибудь пятнадцати футах за ним шла женщина с корзиной; но ворота сейчас открывать было трудно, так что придётся им подождать, пока не соберётся народу побольше или не подъедет кто-нибудь важный. Тогда им, возможно, придётся подождать ещё — чтобы уплатить пошлину.