Леонид Ефанов - Покорение Крыма

Во дворце депутацию встретил церемониального департамента надворный советник Решетов, провёл в комнату для ожидания, а затем, по сигналу, он и Бакунин взяли калгу под руки и ввели в зал.

Вслед за калгой вошли Исмаил-ага, Азамет-ага, Мустафа-ага, другие свитские люди.

Сверкающая роскошь зала ослепила калгу, а многочисленные генералы и министры в богатых, с золотым и серебряным шитьём мундирах и кафтанах, с лентами и орденами смутили сердце. Под любопытствующими взглядами придворных он как-то сжался, стал меньше, худее; неуклюже отвесив поклон у двери, на негнущихся ногах дошёл до середины зала, ещё раз поклонился и, приблизившись к трону, на котором величаво восседала Екатерина, снова склонил голову.

Шедший за калгой Исмаил-ага поднёс ему грамоту и попятился к двери, где стояли остальные депутаты.

Дерзкий, упрямый Шагин, сам того не ожидая, был настолько взволнован, что читал грамоту долго, запинаясь, повторяя слова. (От внимательного взгляда Екатерины не ускользнула лёгкая дрожь тонких, унизанных перстнями пальцев калги, державших бумажный свиток).

Когда Бакунин закончил чтение русского перевода, Шагин сделал несколько шагов к трону и поднёс грамоту Екатерине.

Она выдержала недолгую паузу, в течение которой калга стоял чуть согнувшись с протянутой рукой, затем кивнула вице-канцлеру Голицыну.

Тот принял грамоту, уложил её на покрытый бархатом столик и ровным басовитым голосом объявил:

— Её императорское величество признает его светлость крымского хана Сагиб-Гирея законно избранным и независимым властелином и обещает его и татарские народы защищать всеми силами. Для заключения с ханом и правительством торжественного трактата о союзе и вечной дружбе её императорское величество отправит в Крым своего полномочного посла господина генерал-поручика Щербинина.

Когда надворный советник Крутов перевёл Шагин-Гирею сказанное вице-канцлером, он снова поклонился. Потом Решетов и Бакунин вывели его из зала, проводили к карете.

Тем же порядком, в сопровождении рейтар, татарская депутация вернулась в свою резиденцию.

Ноябрь — декабрь 1771 г.

Неудачная беседа с Джелал-беем оставила у Веселицкого неприятный осадок. Он чувствовал, что все отговорки татар, их ссылки на Коран — это внешнее проявление более глубоких замыслов... «Но каких? — спрашивал себя Пётр Петрович. — Почему они так упорствуют?.. На что надеются?..» Ответов он не находил, хотя склонялся к тому, что многие мурзы, видимо, рассчитывали получить за своё согласие большие деньги.

Переводчик Семён Дементьев, прибывший наконец-то в Бахчисарай, посоветовал не отчаиваться и посильнее надавить на хана и его фаворитов.

— Слово бея, других Ширинов, конечно, весомо, — флегматично рассуждал Дементьев. — Однако окончательное решение принимает всё же самовластный государь Крыма — Сагиб-Гирей. Так требует закон... Джелал-бей особа, разумеется, влиятельная. Но даже самые захудалые и слабые государи не любят быть игрушкой в чужих руках. При наружном расположении и послушании они используют любой удобный случай, чтобы показать свою власть и волю. И я не думаю, что Сагиб явит нам исключение. Надобно хорошенько присмотреться к его фаворитам и через них — в пику бею! — повлиять на решение хана...

Остаток ноября и весь декабрь Веселицкий посвятил укреплению прежних и завязыванию новых знакомств, выбирая в приятели людей влиятельных, способных оказать нажим на хана. Он побывал в гостях у хан-агасы Багадыр-аги, дефтердара Казы-Азамет-аги, здешнего каймакама Ислям-аги, близко сошёлся с племянником Сагиб-Гирея нурраддин-султаном Батыр-Гиреем, с кадиаскером Фейсуллах-эфенди, защитившим вместе с Шагин-Гиреем в начале года переводчика Маврова, познакомился даже с Олу-хани, восьмидесятилетней старшей сестрой Сагиб-Гирея, очень почитаемой всеми.

В непринуждённых беседах Пётр Петрович осторожно прощупывал новых знакомых, стараясь понять влияние дворцовой и прочей крымской знати на принятие важнейших решений. Теперь у него не было сомнений, что многие Ширины и значительная часть духовенства на уступку крепостей не пойдут. Однако не менее знатные и влиятельные нурраддин, кадиаскер, ахтаджи-бей проявили в своих речах некоторую податливость и вроде бы связывали будущее Крыма с российской протекцией. Именно их можно было использовать для склонения хана к уступке. Но для этого следовало умаслить фаворитов деньгами и подарками, а они, к сожалению Веселицкого, заканчивались...

Конец декабря выдался в Крыму непогожим: целыми днями моросил мелкий, словно пыль, дождь. На грязных улицах Бахчисарая расплылись огромные лужи. Сырой воздух пропитался острыми запахами дыма, навоза, прелого сена.

Зябко поводя плечами, Веселицкий грелся у очага, наблюдая, как слуга украшает мохнатую сосновую ветвь простенькими игрушками, вырезанными из цветной бумаги. Дементьев с прапорщиком Белухой, раздирая рты тягучими зевками, скучно перекидывались в карты. За стеной, в соседней комнате, кто-то из челяди, хрипло кашляя и причитая, звенел посудой, готовя ужин.

Заскрипевшая ржавыми петлями дверь впустила в дом караульного рейтара. Он стряхнул на дощатый пол мокрую шляпу и простуженно просипел:

— Там татарин... Просит принять.

— Кто таков? — не повернув головы, спросил Веселицкий.

— Да этот... как его... ахчибей. Говорит, что дело важное имеет.

Абдувелли-ага пришёл с ханским переводчиком Идрис-агой. Поприветствовав всех, он попросил Веселицкого о беседе с глазу на глаз; когда Дементьев, Донцов и слуга вышли, плотно закрыл за ними дверь, присел к столу, сказал вполголоса:

— Утром меня вызвал хан, допустил к руке и поведал, что хочет доверить мне тайну, которую я должен донести до вас. Но остерёг, чтобы она оставалась в эти четырёх стенах. Иначе я жизнью отвечу. Вот почему я попросил удалить лишних людей.

У Веселицкого слабой искоркой надежды ёкнуло сердце: «Неужто даст согласие на крепости?..» А вслух спросил, сохраняя на лице равнодушие:

— Что ж это за тайна, столь строго оберегаемая?

Абдувелли оглянулся на дверь — не подслушивает ли кто? — и так же вполголоса продолжил:

— Тайна такова... По давней летописи, когда татарская область была ещё вольной и независимой и на древнейших своих основаниях управлялась ханами гирейской породы, а с русскими государями пребывала в крепчайшей дружбе, почти ежегодно — в знак подтверждения оной! — от русских государей татарским ханам присылались подарки. И после присоединения Крыма к Порте возведённые от неё в ханы принцы крови продолжали в мирное время пользоваться таковыми правами. Нынешний хан Сагиб-Гирей отторгнулся от Порты, объявил себя российским приятелем и верным союзником и намедни в своём ханском достоинстве вашей королевой был подтверждён. Но он беспокоится: почему королева до сих пор не прислала регалии, подтверждавшие перед народом его ханство? И почему не пожаловала какой-либо денежной суммы?.. Хан просит прознать причины сей медлительности.